Она всегда говорит Ли «шат ап». Если бы Маня сказала ей «шат ап», она бы мигом вылетела с работы. Но выгонять Маню нельзя: никто больше не хочет работать у Ли по выходным. На выходные дают девушек из русского агентства, а те, услышав про Ли, мигом отказываются. У Ли дурная слава. Ей девяносто пять лет, и у нее плохой характер. В этом стариковском доме все жильцы знают, что Ли никогда ни с кем не разговаривает и даже не здоровается. Однажды Маня спросила во время прогулки, почему Ли не здоровается с соседкой.
— Я плохо вижу, — отрезала Ли. — Я не различаю их лиц. Пойдем-ка вон туда, там в витрине новая блузка — незабудки на сером фоне. Очень элегантно. Я хочу ее купить.
У Ли есть деньги. Ей оставил муж. Дочь, конечно, думала наложить на них лапу, но Ли не позволила. Гарри хотел, чтобы его жена ни в чем не нуждалась. Он был очень заботливый.
Фотография Гарри стоит на комоде. Иногда Ли, опираясь на ходунки, подходит к комоду и долго, пока не устанут спина и ноги, смотрит на мужа. Глэдис всегда вытирает пыль с комода и нескольких рамок для фото, но никогда не спрашивает, кто изображен на снимках. Наверное, это потому, что и так ясно: муж, сама Ли в молодости, потом в среднем возрасте, в пожилые годы… Фотографий дочери там нет.
На всех фото у Ли одна и та же прическа. И почти один и тот же наряд. Ли гордится своим чувством стиля. Если бы не прекрасный вкус и умение себя вести, ей не удалось бы в сорок лет выйти замуж за настоящего американца. Гарри никогда не напоминал ей, что она «русская». Гарри был очень тактичен.
«Ай эм американ», — говорит себе Ли снова и снова, и постепенно успокаивается.
Маня молча включает пылесос. Ли сидит в кресле перед выключенным телевизором и слушает, как пылесос ровно гудит в спальне.
«Лея, — когда-то говорила ей мама, — фейгеле, ты не должна быть такой гордой». Мама ничего не понимала в жизни. Она думала, что хороший характер помогает прожить много лет. И умерла в пятьдесят.
Старуха видит в темном стекле телевизора свое отражение: безупречная укладка, безупречная блузка. Вокруг безупречный порядок. Все на своих местах. Диван и кресла покрыты чехлами. Ли не разрешает Мане садиться на мягкую мебель: обивка может испортиться. Эта Маня такая неряха. И, может быть, она даже воровка. Ли вздрагивает и ищет глазами шкатулку для украшений. Шкатулка для украшений спокойно стоит на комоде. Старуха с трудом встает, тяжело опирается на ходунки и бредет к комоду. Нет, все цело. Цепочки — одна длинная, другая немного короче. Браслет, который Гарри подарил ей на серебряную свадьбу. Кольца. Мамины серьги.
«Фейгеле, — слышит Ли мамин голос. — Нельзя быть такой недоброй». Ли захлопывает шкатулку и прислушивается. Сквозь гудение пылесоса из спальни доносится пение.
— By the rivers of Babylon,
Where we sat down,
There we wept,
When we remembered Zion…
— Что ты там поешь?! — кричит Ли в ужасе.
Маня выключает пылесос и появляется на пороге.
— Я пою по-английски, — говорит она смиренно. — Вы же не любите, когда по-русски…
— Что ты пела? — Ли вся дрожит.
— Это «Бони М», — объясняет Маня с некоторым удивлением. — Была такая модная группа в восьмидесятые годы. Песня называется «Реки Вавилона». «На реках Вавилона мы сидели и плакали, вспоминая Сион».
— Отвратительная песня, — говорит Ли с чувством. — Чтобы я больше не слышала ее в моем доме!
«Чтоб ты сдохла», — думает Маня, но вслух ничего не говорит.
— Мне пора переодеваться на ночь, — объявляет старуха чуть погодя. — Ты закончила пылесосить?
— Закончила, — кротко отвечает Маня. — Давайте, я помогу вам раздеться.
Ли усаживается поудобнее. Сейчас эта дура опять наделает ошибок. Ну, вот, пожалуйста: берется за блузку! Сколько раз можно повторять: первыми нужно снять туфли. Потом носки. Потом брюки. Блузка идет уже потом, за ней лифчик.
— Ступид! — говорит Ли в сердцах. Маня молчит. Молча она надевает на Ли ночную рубаху и уходит в ванную, стирать старухин лифчик, носки и трусы.
— Маня! — кричит та через пять минут, соскучившись. — Ты помнишь, куда нужно повесить лифчик, или опять все перепутала?..
Наглая девка не отвечает. Потом скажет, что за шумом воды не слышала, как Ли ее зовет. А если бы у Ли в это время случился сердечный приступ?..
«Ай-яй-яй, фейгеле», — укоризненно улыбается мама.
Старуха сердито всхлипывает.
— Маня!!!
Та появляется из ванной, вытирая мокрые руки.
— Ты опять стирала мое белье в перчатках? — тонкие, почти невидимые брови Ли сбегаются к переносице. — Сколько раз повторять: стирка в перчатках неполноценна!