— Я лично — не дух, да! Я это… не помню, кто я, но не дух. Точно! Делами серьезными всю жизнь занимался, да… какими-то… — обиделся следом деловитый дух.
— А вы кто, позвольте-с?! И вы, и ты…? Почему я в этом… теле?!
— Да это наше тело, наше. Точнее, душа — наша! А в омуте речном — память души проснулась! Что б наше воплощение спасти неумелое! — с ощутимым раздражением пояснил сонный голос.
Вполне я себе умелый! Пусть неодаренный, но у нас в городке если за себя постоять не можешь, то и русалки обидчивые не нужны, чтобы огрести по шапке. Особенно гимназисту — да по дороге через ремесленный квартал. Ладно, не в этом вопрос!
Очнулся-то я метрах в десяти от воды, на том же месте, где мне обитательница речная сознание выключила водным «снарядом». Откуда взялась только! А голоса эти! Похуже русалки, пожалуй! Память у меня «проснулась», ага! Вот очухаюсь сейчас и дойду до лекаря — спросить, что у меня с головой и кто там чье воплощение, да почему им обратно не спится! Хотя, если выплыть помогли…
— Давай-давай! От русалки я нас спас, а от инквизиторов и толпой не отобьемся! Особенно, в дохлом теле! Двоедушников они завсегда «любили»! Хорошо прожаренными! Не могли у тебя мозги повредиться — повреждаться нечему! — наехал на меня невидимый агрессор.
— Пожалуй, соглашусь с нашим милейшим боевым соседом. Кто из нас — кто, нужно разобраться самим. Но то, что душа — дело тонкое, а инквизиция научных тонкостей не разумеет — это точно. Да и душевные болезни нам как диагноз — ни к чему, как и обвинения в одержимости! — неожиданно поддержала агрессора «умная шизофрения».
Интересно, Инквизиции уж лет триста как нету. Правда, есть Надзор за магией и ее проявлениями… По слухам, название организации поменялось гораздо сильнее ее методов. Ага, «лучшее средство от головы — топор». Но, вроде бы, не сжигают больше никого. Из людей. А вот домик, в котором Гость завелся, боевые маги Надзора легко в пепел превратят. Или на поле там какое с поселившейся кикиморой — магический град вызовут легко и с песней. Ритуальной.
Но это скорее редко случается, а слухам верить — такое себе. Не особо зрелищными ритуалами изгнания — Надзор обходится чаще. Так нам дядя Зарубы Кожемяки говорил, а он в стражниках служил и с надзорщиками пересекался частенько.
Тем временем, мои якобы прошлые «я» заинтересовались фактом отсутствия Инквизиции и текущей датой. К черту день и месяц, год какой?! А от какого события? Город — туда же! Что за государство? Кто правитель? А континент какой?
Самое интересное, что, даже зная про двоедушников или иных одержимых в нашем мире, какой-то сильной тревоги появившиеся в голове голоса у меня не вызывали. Видать, еще от утонутия не отошел до конца. Раздражение вот, от их взаимных перепалок или нападок на меня, было, но не страх. Скорее они воспринимались как внезапно и незвано заявившиеся в гости дальние родственники. Вот! Какое-то странное ощущение сродства!
Ага, с одной стороны — «чего приперлись», а с другой — «какой ни есть, а он — родня». Правда, в семье у меня никто не отличался склерозом. А «эти» — им страдали поголовно. Ну, или пока в чем-то не признавались.
С их именами пока было глухо, но как-то обращаться друг к другу было надо. Переругиваясь промеж собой, первого пробудившегося (ругательного нелюбителя русалок) прошлые «я» прозвали Ярилой. Из того, что он помнил, служил Ярила в наемниках. Оч-чень резкий деятель!
[Ярила. Некто резкий]
Довольно ехидный «я», который заявил о своем цирковом прошлом, закономерно был обозван Циркачом.
[Циркач. Некто ехидный]
Осторожный голос, вспомнивший, что «делал дела» по торговой части, поименовали Менялой. Наверное, еще и потому, что Меняла был склонен менять свое начальное мнение на преобладающее общее.
[Меняла. Некто по торговой части]
Вежливый «цаца», отметившийся осторожной «защитой» русалки и деликатными манерами, занимался в свое время изящной словесностью и работал стряпчим. На юриспруденцию «цацы» плюнули и назвали Рифмой. Потому как «за цацу — можно и зубов не досчитаться».
[Рифма. Некто словесно "стряпающий"]
Умником нарекли рассудительный голос, упоминавший про научные методы. Применялись им оные, по горделивому заявлению Умника, в благородном деле рождения и преобразования веществ всяческих. О, алхимик! Еще б вспомнил чего полезного, пригодится!