Интервьюер: Ну ведь есть же какая-то разница: «блокадник» и «житель блокадного города»?
Информант: Есть! Конечно, есть. Ну настоящим блокадником была моя мама вот. И моя свекровь. Это настоящие… эти люди, которые работали, которые получили медаль «За оборону Ленинграда». Это настоящие блокадники. Тут уже даже нечего… Ну нас иногда называют даже, как говорится, «горшечниками».
Интервьюер: Что это значит?
Информант: Значит, сидели на горшках мы. На ночных вазах. Или там даже и «нахлебниками». Конечно, большой пользы, пользы уж такой для города, мы, конечно, не принесли. Ну вот, кроме того, что. Ну вот чем богаты, тем и рады. Вот рисуночек рисовали. Одному послали, другому, третьему, сидели, рисовали. Вот для раненых, концерт, ходили мы, ездили мы. Ходили, выступали. Все же какую-то радость им приносили. Ну а что мы еще могли? Учиться должны были хорошо. Вот и все! Но учились вначале не очень хорошо. Когда, знаете, кушать хочется, я не думаю, что очень хорошо все шло (№ 0101007).
Иная стратегия рассказа о героическом включает отрицание собственного подвига и признание его за всем городом. Таким образом, информанты, одобряя в целом официальную трактовку событий блокады, тем не менее уходили от необходимости «доказывать» или пояснять собеседнику собственный героизм, сославшись на общепризнанность и легитимность статуса Ленинграда как города-героя.
Так, отвечая на вопрос интервьюера, о чем информантка рассказывала в школе на уроках мужества, она ответила:
Информант: Вот мы учились, вот как мы учились, вот это рассказывала, понимаете. Ну что тут героического? Ничего тут героического нет, но каждый делал свое дело. А когда… а если люди перестают делать свое дело делать, то город теряет, ну все теряет, потому что появляется почва уже и для паники, и для всего самого ужасного, что только может быть во время войны. А каждый был занят, и каждый, каждый почему-то ждал хорошего, надеялся на победу. <…> Со старшими (школьниками. — Авт.) говоришь — уже более серьезно ставишь. Уже говоришь о том, в частности, я всегда начинаю с того, что я не героиня, что мне всю блокаду было страшно. Что несмотря на то, что награда такая же, как у солдат и у генералов, но я все равно, я не считаю себя героиней. А героиней… герой был весь город. Вот геройство было всего города в том, что не было паники, не было неорганизованности никакой, а каждый сделал… Каждый делал свое дело. Вот это чудо нашего города. Это чудо нашего города. И при этом, если постарше ребята, то расскажешь о том, что, например, сестры-то мои работали, они бросили учебу, а их подруга, Кира Окунева, она не бросила учебу. Она продолжала учиться в университете (№ 0101014).
Городом-героем Ленинград впервые был назван, наряду со Сталинградом, Севастополем и Одессой, в приказе Верховного Главнокомандующего СССР от 1 мая 1945 года (Сталин 1945). 26 января 1945 года город был награжден орденом Ленина — наградой, которая вручалась только героям СССР. В постановлении, в частности, было написано, что он выдавался «за мужество и героизм, дисциплину и стойкость, проявленные его жителями в борьбе с фашистскими захватчиками в трудных условиях вражеской блокады» (Бурков 1997). 8 мая 1965 года Ленинград награжден медалью «Золотая звезда» и получил официальный статус города-героя наряду с и другими городами СССР. Таким образом, в советском официальном дискурсе героизм защитников Ленинграда приравнивался к героизму защитников других советских городов.
В одном из интервью информант размышляет на эту тему следующим образом:
Информант: А так был? вот смотрите, был в начале было пять го… пять городов-героев. <…> А потом их появилось очень много. <…> Как-то и Ленинград на фоне этого как-то сразу осел. Сначала он действительно город-герой был, а потом появилось их очень много, да. Чуть не… Я понимаю, вот мне кажется, что Севастополь, Сталинград и Ленинград — вот это три города, которые достойны. Москва так, по инерции ее дали, потому что она не испытала совершенно никаких, абсолютно никаких невзгод, ни осады ничего не было в Москве… На счет Одессы… Там просто были немцы же. У меня, кстати, сестра двоюродная, она жила в Одессе. Как они выжили? Но они выжили. И тетя там жила, в Одессе они жили. Ну я не могу судить, конечно, может? вот что-то и было героического. Киев? Ну Киев переходил из рук в руки, причем дважды. В этом его героизм? Вот Севастополь и Ленинград и Сталинград — вот я признаю (№ 0102018).
Героизация поведения взрослых, и в частности родителей, — еще одна стратегия рассказа о героическом. Она встречается в интервью «блокадных детей». Так об этом рассказывает одна из информанток: