Никита живо перевернулся на спину — так оно и есть — прямо у него над головой медленно и очень неправдоподобно, как в мультипликационном фильме, из пустого и гулкого воздуха материализовался крылатый недоносок. Как он там себя называл — цутик? Или полуцутик? Теперь крылатый выглядел возбужденным до крайности — он прятал глаза, хихикал и потирал крохотные ручонки.
— Поступило предложение, — начал он. — Я тебя выпускаю отсюда, а ты мне оказываешь одну услугу…
— Выпускаешь меня? — не поверил своим ушам Никита. — Откуда? Из этой клетки? Из этого… Смирилища? Или?..
— Или, — хихикая, подтвердил крылатый. — Я так понимаю, ты домой хочешь. К своей… Анне? Так?
— Хочу! — заорал Никита, вскакивая на ноги, отчего клетка, жалобно скрипнув ржавыми цепями, прыгнула куда-то влево. Никита немедленно потерял равновесие и грохнулся на пол, откатившись к прутьям. — Хочу! — снова крикнул он, пытаясь подняться, держась за прутья.
— Не суетись, — верещал крылатый, тщетно стараясь перекричать вой ветра и крики Никиты. — Дай, я тебе объясню все…
Никита, так и не успев подняться, замер на корточках, даже, кажется, перестав дышать.
— Короче, так, — начал объяснять крылатый. — Я тебя выпускаю отсюда, ты оказываешься на земле — прямо там, где нужно…
— Дома? — обрадованно переспросил Никита.
— Да погоди ты! — наморщился крылатый и покрутил маленьким вздернутым носом. — Ветер поднимается. Не ори, и так ничего не слышно. Находишь мужика, его зовут Толик. Говоришь, что тебе нужно. Скажешь, что ты от меня, он тебя переправит куда надо. Понял?
— Понял, кажется, — ответил Никита. Он вдруг подумал о том, что не знает, как зовут этого крылатого. Цутик? Полуцутик? Но это, кажется, не имя…
— Как тебя зовут? — спросил Никита, а крылатый, вместо того, чтобы ответить, вдруг сморщился и непонятно хохотнул:
— Г-гы-ы…
«Чего я такого смешного сказал?» — удивился Никита и спросил снова:
— Тебя как зовут?
— Г-гы-ы… — опять хохотнул крылатый. — Имя такое. Среди полуцутиков самое распространенное. А тебя?
— Никита, — ошарашенно проговорил Никита.
— Ни-ки-та… — с усилием выговорил крылатый Г-гы-ы. — Ну и имечко… Ладно. Короче говоря, все понял?
Никита кивнул.
— Не забудь Толику сказать, что ты — от меня. Толик мой старинный приятель. Скажи, мол, кланяюсь ему, мол, и привет шлю…
Никита снова кивнул.
— Вот еще что… — Крылатый Г-гы-ы достал откуда-то, очевидно, прямо из воздуха, непонятную штуковину, пульсирующую и светящуюся, похожую одновременно и на будильник, и на ежа. Штуковину эту Г-гы-ы вручил Никите, специально для этого спланировав с цепей в клетку. — Там шнурок есть, смотри, — жарко дыша в лицо Никите серным запахом, сказал Г-гы-ы… — повесь себе на шею…
Там и вправду оказался шнурок. Неуверенно поглядев на висящего в воздухе прямо перед ним Г-гы-ы, Никита повесил теплую и пульсирующую штуковину себе на шею.
— Это брубнильник, — сказал Г-гы-ы, кивнув на штуковину. — Сглоты считать.
— Да, — сказал Никита, словно объяснение Г-гы-ы находил совершенно исчерпывающим.
— Все понял? — снова спросил крылатый, медленно поднимаясь вверх — под потолок клетки.
— Все, — выдохнул Никита.
— Тогда поехали…
Крылатый Г-гы-ы снова хихикнул, потер ручонки, как-то воровато оглянулся по сторонам, словно готовился сделать какую-то гадость — прищелкнул пальцами и совсем по-разбойничьи оглушительно свистнул.
И в ту же секунду Никита почувствовал, как пол деревянной клетки провалился у него под ногами… даже не провалился, а просто исчез, — и он сам, Никита, не имея теперь никакой опоры под собой, летит вниз. Ветер визжит у него в ушах, а серый маслянистый туман приближается со страшной скоростью — неумолимо, как скорая и верная гибель. Никита мгновенно задохнулся, кое-как прокашлялся, открыл рот, чтобы крикнуть, но снова задохнулся от того, что воздух, ставший вдруг плотным и очень горячим, ворвался в его легкие и заполнил все тело Никиты, как кипящая вода.
Он так и не понял, каким образом остался в живых — не брякнулся о землю и не разлетелся на тысячу частей. В общем-то брякнуться-то он как раз брякнулся, только слегка — и еще показалось ему, что, когда лететь оставалось всего пару метров, какой-то воздушный поток подхватил его, во много раз замедлив чудовищную скорость падения — Г-гы-ы, что ли, постарался? Не иначе.
Оказавшись на твердой поверхности, Никита огляделся. Ветер, бушевавший далеко наверху, отнес его на порядочное расстояние от гигантского дерева, а последние несколько минут Никита летел сквозь туман, ничего совершенно не видя. Да и когда из-за тумана показалась земля, он, честно говоря, крепко зажмурился, уверенный в том, что через несколько мгновений ему конец…
Туман — уже не такой плотный и темный — стлался по поверхности земли. В прозрачно-серых его клубах нечетко прорисовывались стоящие неподалеку низенькие дома… какие-то длинные заборы… одноэтажные строения, похожие на гаражи или на ангары. К одному из таких строений Никита и направился. Брубнильник пульсировал на его груди.
До гаража было немногим более ста метров. Никита шел, с радостью осознавая, что ступает по твердой земле и не ощущает под собой тысячи километров гудящей от ветра пустоты.
Дверь гаража была открыта, и полутемно было в гараже. Какая-то странного вида лампа мерцала там, но ее света не хватало даже для того, чтобы осветить саму себя. Никита постучал костяшками пальцев в железную дверь и прокашлялся. Никто ему не ответил, но в гараже кто-то был. Не может же пустота сама по себе пыхтеть, ворочаться и погромыхивать каким-то то ли железяками, то ли склянками?..
Никита открыл пошире дверь — она пронзительно заскрипела — и вошел в гараж. Остановился на пороге.
Сначала он не видел совсем ничего. Потом ему показалось, что лампа под потолком гаража, напоминающая чей-то мутный глаз, все-таки дает возможность что-то разглядеть. По крайней мере саму лампу. Она скорее всего и была настоящим глазом — она ворочала тяжелым зрачком и время от времени подмигивала Никите.
Никита сглотнул.
«Поскорее бы из этого отвратительного места выбраться, — подумал он. — Домой… Если на самом деле выберусь отсюда, уеду в другой город какой-нибудь. Займусь делом. Бизнесом. Любого рода. Только не связанного с антиквариатом. В жизни больше не прикоснусь к старинной вещи. Тем более — к астролябии…»
Никита прокашлялся. Глаза его вроде попривыкли к мутному желтоватому свету, колыхавшемуся в гараже, и Никита смог увидеть нечто такое, от чего у него немедленно сперло дыхание и защипало в носу.
Спиной к Никите стоял мужик в потертой и засаленной робе, в самых обыкновенных джинсах, отвисших на тощей заднице, — лохматый мужик, от которого и пахло-то вполне по-человечески — смазкой, бензином и какой-то еще милой автомобильной дрянью. Мужик, басовито бормоча что-то себе под нос, копался у непонятного аппарата — как показалось Никите, обыкновенной легковушки — чьи очертания еще не вполне ясно вырисовывались из желтоватого полумрака. У мужика в робе и джинсах не было ни крыльев, ни козлиных рожек — и голова была, кажется, только одна — большая такая, с торчащими на макушке нечистыми пегими волосами.
— Але! — позвал умилившийся родной и знакомой картине Никита.
Мужик оборвал свое заунывное пение, но оборачиваться явно не собирался — он что-то с усилием и скрежетом куда-то вкручивал.
— Але! — крикнул погромче Никита. — Толика мне как найти?
— А зачем тебе Толик? — глухо отозвался мужик.
— Надо, — сказал Никита. — Дело у меня к нему.
Мужик вздохнул и повернулся к Никите. Никита прищурился. Показалось ему, что-то необычное мелькнуло в облике мужика. Усы… длиннющие. Или?..
— Ну я Толик, — гнусаво сказал мужик. — Какое у тебя ко мне дело?
Никита всматривался в мужика, и мужик всматривался в Никиту. Кажется, обоим что-то не нравилось друг в друге. Наконец Толик задрал голову и смачно плюнул в глаз под потолком гаража. Что-то испуганно пискнуло, и глаз тотчас вспыхнул ярким светом, моментально залившим весь гараж.