— Володечка, не сердись на меня, пожалуйста. Я, конечно, последняя сука.
У него сердце оборвалось.
— С чего ты взяла?
— Все рушится, к чему прикасаюсь. Я меченая — и этим все сказано. Смерть ходит за мной по пятам. Все погибают, кто мне дорог. И мы с тобой погибнем. Нас загнали, как двух сереньких зайчиков.
— Неправда, — бодро отозвался Кныш. — Сегодня вечером будем гулять по Елисейским полям. Вот сразу и сбудутся все мечты. Счастье-то какое — Париж! Мог ли я надеяться, подыхая в окопе от кровавого поноса?
Таина положила руку ему на колено.
— Я же знаю, тебе наплевать на Париж.
Кныш открыл рот, чтобы возразить, но неожиданно с губ сорвалась горькая правда:
— Если по совести, мне на все наплевать. Кроме тебя.
— Кроме меня?
— Да, кроме тебя. Так уж получилось.
— И что же нам делать, Володечка?
— Ничего. Вылет в семнадцать сорок. Успеем хлопнуть по рюмочке в баре.
И все же предчувствие сбылось, алая точка прицела, созданная воображением, материализовалась. Все произошло, как в дурном сне. Не было ни слежки, ни каких-то других предзнаменований. Кныш угадал врага, только когда увидел лицом к лицу. Он стоял у мраморной стойки неподалеку от туалета, куда принцесса удалилась, чтобы упаковать камушки. Просторные залы аэропорта просматривались насквозь. Стайки людей у окошек регистрации, пассажиры с багажом, рассевшиеся на скамьях, фланирующие пары — обычная предотъездная атмосфера, но с ощутимым налетом респектабельности: в международном аэропорту, известно, не шушера всякая собирается, как на вокзалах, а вполне обеспеченная публика. Много иностранцев, много ярких восточных людей, которые пока не собирались никуда лететь, а были заняты повседневным, немудреным бизнесом, каким — большой секрет.
Рослый, средних лет кавказец приблизился к Кнышу, остановился шагах в двух-трех — и уставился на него в упор. Взгляд пылкий, огневой, на губах ядовитая улыбка. Кныш, разумеется, все сразу понял, но на всякий случай уточнил:
— Тебе чего, браток? Обознался, что ли?
— Зачем обознался, Вован? Тебя искал.
— Сам-то кто будешь?
— Имя хочешь знать? Каха меня зовут. Каха Эквадор. Не слыхал?
Кныш порылся в памяти, что-то там мелькнуло, но смутно. Да он и без воспоминаний видел, что перед ним воин: матерый, азартный, выученный, бесшабашный — и конечно, вооруженный. Удивило другое: похоже, парень один. Ручаться нельзя, может, кто-то прикрывает, но повадка такая, будто вылез без подстраховки. Что само по себе большая редкость. Джигиты — люди коллективного наскока, а в Москве тем более всегда держатся кодлой, но чего не бывает на свете? Кныш спросил:
— Тебя кто послал, Каха?
— Никто не послал, сам пришел, — и цепко загреб взглядом окружающее пространство, подтверждая предположение Кныша.
— И чего тебе надо от меня?
— Ничего не надо. Возьмем твою телку и пойдем отсюда. В гости поедем к хорошим людям.
— К каким еще людям?
— Ты их немного обидел, хотят с тобой повидаться.
— Но у меня самолет.
— Самолет сам улетит, — скупо улыбнулся джигит.
— Не, так нельзя. Билеты пропадут.
Каха еще раз покосился по сторонам, обстоятельно объяснил:
— Много о себе думаешь, да? Тагира убил, Мусу убил. Великого человека опозорил. Теперь хочешь в самолете лететь? Так не бывает, Вован… Могу тебя прямо здесь кончить, могу Рашиду отдать. Выбирай сам. Выбор хороший.
Правую руку Каха опустил в карман длиннополой куртки, там у него, конечно, пистоль. Но стрелять в зале, где много народу, привлекать к себе ненужное внимание несподручно. Кныш его понимал. На его месте он тоже увел бы жертву в более подходящее место. Второе: джигиту нужны оба, и Кныш, и принцесса, а она пока еще в сортире, прилаживает камушки под белье.
— Лучше договориться по-другому, — сказал он.
— О чем с тобой говорить, если ты уже покойник?
— Не совсем, — возразил Кныш. — Я могу выкуп дать.
— Твоя сучка там не обоссалась?
— Не думаю. Так как насчет выкупа? Я сегодня при бабках.
— Бабки я потом заберу, никуда не денутся, — уверил Каха. — Про бабки я знаю. Вы же в банк ходили, да?
В этот момент появилась Таина. Она мигом оценила обстановку. Ее действия оказались неожиданными даже для Кныша. С резким, гортанным криком она кинулась на джигита и ногтями впилась ему в рожу. Каха с трудом отодрал ее от себя и, чуть приподняв, швырнул на пол. Да еще от злости пнул ногой в бок, на чем потерял драгоценные секунды.