Кныш обрушил на противника серию быстрых, прямых ударов — по кадыку, по зубам, по корпусу, — молотил с бешеной скоростью, но удача от него отвернулась. Каха зашатался, но устоял. Усмехнулся окровяненным ртом. В руке щелкнула «выкидушка» с длинным лезвием.
— Драться хочешь? Молодец! Будем кишки пускать на пол.
Самое разумное в такой ситуации — бежать, пусть догоняет, но Кныш не мог этого сделать: принцесса перевернулась на бок, пытаясь сесть, тряся головой, никак ей это не удавалось.
— Вошь поганая, — сказал Кныш. — Да я твою маму со всеми твоими вонючими родичами на сук натяну. Весь ваш паскудный род под корень выведу.
— Молодец, — вторично похвалил Каха. — Разозлить хочешь. Не старайся. Я тебя спокойно резать буду, как барана, — не спеша к нему направился, а Кныш начал пятиться. Никго из зала на них не смотрел: за колонной они были как на укромной лесной полянке.
— Последний раз говорю, — лениво протянул Каха. — Поедешь к Рашиду или здесь сдохнешь?
— Давай лучше здесь.
Кныш уже вошел в безмятежное состояние боя и ничего не видел, кроме сумасшедших глаз врага и его опущенной руки с ножом. Оценил его по достоинству. Тот не сделал ни единой ошибки, ни разу не открылся, подкрадывался, как зверь на тропе. Против него у Кныша был только один козырь: он не мог себе позволить умереть.
— Как ты нас выследил? — Каха ответил охотно, он любил пообщаться с приговоренным гяуром. Поучить напоследок уму-разуму.
— Интересно тебе, да? Думал убежишь на самолете?
— Что же тут плохого? Каждая мошка жить хочет.
— Ты и есть мошка. Москва — наш город, у нас везде глаза и уши. А ты не знал? Вот и спекся.
Кныш прижался спиной к стене, скользнул вбок, а Каха провел несколько обманных финтов. Действовал строго по правилам рукопашного боя. Первый настоящий укол нанес снизу, перенеся тяжесть тела на правую ногу. Он ожидал, что Кныш отступит, замельтешит, тем самым поставив себя в наиболее уязвимое положение, но Кныш, напротив, сделал неожиданный, по сути глупейший встречный выпад, подставил незащищенный левый бок. Нож пробил куртку, кожу, мышечную ткань и тупо уперся в ребро. Каха, не сообразив, что произошло, по инерции усилил нажим — и попался на элементарный болевой захват. В развороте, подсечкой Кныш повалил его на пол и в падении, используя тяжесть своих восьмидесяти килограммов, сломал ему руку об колено. От боли глаза абрека свело к переносице, нож звякнул о каменную плиту. Когда он снова приготовился к схватке, то почувствовал острие под подбородком.
— Молодец! — третий раз похвалил Каха — и уже искренне: — Что же, давай режь, собака. Повезло тебе сегодня.
Кныш с сожалением смотрел в близкие, опечаленные глаза абрека.
— Москва ваша, но жизнь-то моя. Не я на тебя напал, а ты на меня.
— Все правильно, режь, не бойся. Ты же не баба.
— Тебе так хочется умереть?
— Как можно жить после этого?
— Поклянись, что отвяжешься, отпущу.
— Эх, Вован, живешь долго, а ничего про жизнь не понял.
Нож, длинный, как провод, с хрустом погрузился в горло, когда абрек последним могучим усилием попытался вывернуться. Кныш услышал над собой торопливое:
— Володя, скорее!
…Они свернули в боковой проход, затем Таина открыла какую-то дверь, загрунтованную в ослепительно белый цвет, и они очутились в длинном пологом переходе, спускающемся куда-то вниз, под землю. По этому переходу так и тянуло припуститься бегом. Из него попали в служебные помещения, оттуда на грузовом лифте поднялись на второй этаж и наконец опустились на стулья возле двери с кожаной обивкой, с надписью: «Начальник диспетчерского отдела». Оба тяжело дышали. По дороге им попались рабочие в комбинезонах, два пилота, энергично что-то обсуждавшие. Никто не обратил внимания на торопливую гражданскую парочку… Таина нервно закурила.
— Ты что-то вроде бледный?
— Все нормалек, — Кныш прижал локтем левый бок, откуда прорывалась наружу дымящаяся боль. Ничего, главное взлететь, там видно будет.
— Володя, знаешь, кого ты убил?
— Он как-то назвался.
— Это — Каха Эквадор. Знаменитый террорист. Человек-легенда.
— Таких легенд в Москве полные рьінки… Он на Рашида работает?
— Насколько я знаю, он всегда был сам по себе. Бандит-одиночка.
Кныш взглянул на часы. До вылета около тридцати минут.
— Надо идти, Тина. Опаздываем.
— Ты в самом деле в порядке?
— А что со мной сделается?
Их багаж — чемодан, саквояж и спортивная сумка — был на месте, никто на него не позарился. Зато пожилая английская пара, которую Тина попросила постеречь вещи, была на взводе. Красивая седовласая дама затараторила так быстро и возмущенно, что принцесса еле успевала вставлять свои «Ай эм сорри». Через три минуты уже проходили досмотр. Кто из таможенников был человеком полковника, а кто нет, так и осталось невыясненным, во всяком случае проскочили без сучка без задоринки. Шмонать их не стали, да и декларации просмотрели мельком. Посадка была уже объявлена. Правда, молоденькому старлею, проверявшему в кабинке документы, не понравилась свежая ссадина на щеке у Таины, и он подозрительно на нее уставился. Принцесса улыбнулась ему обольстительно.