— Послушай меня, Люсечка, послушай, не перебивай. Да, мы обе жутко ошиблись в нем… Я не снимаю с себя вины. Нет, не снимаю. Но кто мог подумать, такой талантливый, необыкновенный юноша…
Опять ей пришлось сделать большую паузу, и, накрыв трубку ладонью, она попросила:
— Володечка, принеси вина, в холодильнике бутылка — монастырский кагор.
Когда вернулся с чашкой, Таина говорила:
— …Я до сих пор в это не верю. Давай подождем делать окончательные выводы. Вполне возможно, он сам стал чьей-то жертвой. Ты же понимаешь, какое подлое время. На него могли надавить… Конечно, конечно, приеду прямо сейчас… Успокой своего благоверного… Надеюсь, мы решим эту проблему полюбовно… Сейчас выезжаю, жди…
Повесив трубку, взяла у Кныша чашку и большими глотками осушила до дна. Глядела ликующим взглядом.
— Завертелся хорек вонючий… Что ж, Володечка, поехали, милый…
— К Иноземцеву?
— Как ты догадался?
— Тина, это не мое дело, но может быть…
— Никаких «может быть». Не беспокойся, Володечка, нам с тобой ничего не грозит. Это приличный дом. Никаких перестрелок, которые ты так любишь. Он, бедненький крысенок, сейчас сидит и дрожит от страха. Он весь мокренький. Я хочу это видеть.
— Тина, ты ведь немного сумасшедшая, да?
— Не больше, чем ты, Володечка.
Ее глаза привычно потемнели, и она будто никуда не спешила. Вкрадчиво спросила:
— Скажи, Володечка, ты за себя боишься или за меня?
От вроде бы простого вопроса его передернуло. Еще бы понять, какой в нем заложен смысл.
— Ни то и ни другое, — сказал он. — Просто противно.
— Ах противно?.. Что же тебе противно, дружок, если не секрет?
— Не по мне все эти игры, ты же знаешь.
— Ах да, ты же чистенький, воин православный, — теперь она выдавливала слова с яростью. — А когда ты был для них пушечным мясом, тебе не было противно? А жопу за них подставлять тебе нравилось?
— Успокойся, Тинка.
— Я успокоюсь, Володечка, когда их развесят по фонарям по всей Москве. Не раньше того. И заруби себе на носу, дружок, или ты со мной до конца, или проваливай прямо сейчас. Скатертью дорога. Забейся в свой вонючий чулан и не дыши. Но на глаза мне не попадайся.
Кныш беспомощно провел ладонью по лицу, прогоняя наваждение. Унимать разбушевавшуюся принцессу — пустое занятие. В этом он уже убеждался много раз. Хуже другое. Он не мог с ней расстаться, это было выше его сил.
— Ладно, чего там, поехали, — пробормотал, отворачиваясь.
Когда выходили, в дверях случилось чудное. Таина вдруг обернулась, почти одного роста была с Кнышем, обвила его шею руками и крепко поцеловала в губы. Вытерла ему губы ладошкой.
— Помада.
— Ага, — сказал Кныш. — Французская.
Таина представила его как коллегу, и по тому, как Люсьен Ивановна лишь бегло мазнула по нему взглядом, можно было догадаться, что она не в себе. Обычно на нового мужчину она реагировала резко: как-то вся вспыхивала призывным светом, а тут — полное равнодушие. Похоже, крепко ее шарахнуло.
Хозяин вот-вот должен был подъехать.
Уселись за маленький, орехового дерева стол в гостиной — вино, водка, легкие закуски, — и Таина сказала:
— Володя в курсе. Можешь его не стесняться. Он нам при определенных обстоятельствах поможет.
Тут Люсьен Ивановну и прорвало. Едва справляясь с рыданиями, она поведала, что после того, что произошло, она, наверное, никогда не сможет доверять людям. Но это даже не главное. Она опасалась за рассудок мужа. Он целый день не выходил из кабинета, ничего не ел, кому-то без конца названивал, потом вдруг молча собрался и укатил неизвестно куда. При этом — представляешь, Тина? — вырядился в джинсы и старую лыжную куртку, которую она собиралась отдать садовнику. Когда же она попыталась его остановить, он так сильно толкнул ее в грудь, что остался синяк. Люсьен Ивановна собралась продемонстрировать синяк, взялась за ворот кофты, но вовремя спохватилась, ожгла Кныша на сей раз более заинтересованным взглядом.
— Тина, дорогая, у меня просто не укладывается в голове! Ограбить такого человека! Который столько сделал добра для этой страны. Боже мой, где же были наши глаза?!
Таина сочувственно моргала:
— Много взял денег?
— Деньги, да… Там еще что-то было, сама не знаю. Какой негодяй!.. Нет, не могу поверить… Что он тебе сказал, Тинуля?
— А тебе он разве не звонил?
— Прячется… — Люсьен Ивановна вдруг светло улыбнулась Кнышу. — Натворил дел — и скрылся… Тина, объясни хоть, зачем ему это понадобилось? Деньги — я понимаю. Он человек творческий, у него повышенные запросы… Но зачем брать документы? Он что же, собирается шантажировать мужа?