Вдоль всей стены, нисколечки не грея Ты так скучала, чистя карандаш, Что напетляла. Было бы умнее Намалевать лирический пейзаж,
Опять же, от окна до туалета, Или закрасить. В високосный год, Наверное, до наступленья лета Все высохнет и запах пропадет,
А мы уже привыкли к светлым пятнам, Следам клопов и проданных картин. Наш Диоген, сумевший стать приятным Обыкновенный светский господин.
Я отпускаю маленького зверя. Он торопливо прыгает с колен И медленно бежит к открытой двери От голода и внутренних проблем.
XII
В дырявой бочке на краю Вселенной, На топком дне желудочной кисты, В косых глазах упившейься сирены Я угадал любимые черты
И долго бил копытом от обиды. Такое счастье - но не может быть! Где и когда - и под каким же видом Я, наконец, сумел ее забыть?
Ты расточила золото и царство, Остался пшик - наш первый общий блин. В такой закваске пенное лекарство Ничуть не хуже, чем пенициллин
И "клей универсальный" в царстве кукол Все, чтобы жить и радоваться. Пусть Так и случится. Я себе баюкал Вполне биологическую грусть
И находил следы кровосмешенья В благополучной до сих пор семье Соседей сверху. В ихнем помещеньи Нисколько не готовились к зиме.
XIII
Так судьбы гнутся, так они мельчатся, Летит резьба и сводятся на нет. Наверно, нам не стоило встречаться После семи плюс три голодных лет,
Чихая на неясность отношений Что там притворство - радость или гнев? Мы сумрачно держались прежних мнений, Остепенившись и понаторев
В столь милом большинству рабовладеньи: Все в свой черед - не каменный же век, Не коммунизм - все к лунному затменью, Как полагал пещерный человек,
С которым ты охотно согласилась И два неполных месяца пробыв В замужнем состоянии, решилась На социальный, в сущности, разрыв,
Чтобы реальность в утреннем прочтеньи Не помирила нас за пять минут. Так молят Б-га о землетрясеньи, Чтобы назавтра не являться в суд.
XIV
За столько лет в сословной мешанине, Где лучше бы иметь отца и мать, А под конец укрыться в мещанине Наследственную нить не потерять?
А ни черта не сделалось. Охотно Делюсь советом. Дамский эготизм Изжил безбедно и бесповоротно Нижегородский аристократизм.
Царь или раб - а то мудрец? - едва ли Я все-таки счастливее, чем те, Кто хитроумно заключил Израиль В неистребимой книжной тесноте
И заострил не зренье, а сознанье, И неучтивым уголком лица Довел Восток до самовозгоранья, А Запад до победного конца.
Я в детстве так мечтал его потрогать! Как там, в газете - щупать матерьял, Не отходя. И заплатив, не охать. Я правда ничего не потерял,
Кроме того, что и на зуб культура. Отдав детей кропать конец войны, Охотно взялся рисовать фигуры Снаружи и с противной стороны
И научился весело лукавить, Как ты хотела. Право, не в укор, А в правый глаз - мне нечего добавить Ты страшно подурнела с этих пор.
Мое плененье суть головотяпство Шести колен, свихнувшихся в плену. Лишь сыновья отцов, рожденных в рабстве, Вошли в обетованную страну,
Похоронив родителей в Непале И, проявив невиданную прыть, Немедленно по замиреньи стали По их бумагам взятое делить,
Войну не кончив и покой утратив, И землю тоже - ни черта не жаль! Мы до сих пор, как идиоты, платим За благостную эту пастораль,
Поскольку доля каждого балбеса Определялась через столько лет Тем, кто конкретно вышел из Рамсеса, И совершеннолетним или нет.
XV
Шутить с любовью? Вдруг ее не стало. Пойдешь искать? Проклятые часы! Ты только что клялась и засыпала, А я не дергал тигра за усы.
И назови вчерашнее хоть встречей, Хоть столкновеньем. - Тридцать коробов За полчаса. Простимся с даром речи, Досадуя на крепость наших лбов.
XVI
Водичка колыхнулась, поглотила Еще кого-то. Прямо от сохи, А все туда же. Расставанье - сила. Ни римских бань, ни венской чепухи.
МОСКВА
I
Вновь столкнулись. Все в этой же области знаний. Воскресая, опухшие тени живых Усыхают до прежних своих очертаний, Испытав безнадежное таянье их
На себе - на краю предварительно вскрытой Треугольной могилы - как гость из страны, Не такой уж богатый, но сытый и бритый Отутюженный смокинг - с другой стороны,
Где, не шибко волнуясь по поводу сроков, Экскортируют прямо из оперы в ад. Мы расстались давно и без лишних упреков И немного фальшивим на северный лад.
II
Так строят ракурс. Неприличность в том, Что в негативе смачно и красиво. Я начал им позировать в слепом Повиновеньи силе объектива.
III
Я здесь родился. Прежде молока Переварил солидный колкий воздух И фразу о глядящих сорока Веках. Здесь деревянный посох
Заделался драконом и уполз, Задействовав довольно мерзкий опыт. Здесь я любил. Здесь я любил работать, Зимой бездельничал, а летом мерз,
Хотя конечно, десять лет назад Во мне бродили жизненные соки. Так трудный быт и родовой уклад Из недостатков делают пороки.
IV
Я точно помню - снежная крупа Дешевле манной. Переводим лупу С простительного "молодежь глупа" На выспренное "разводиться глупо,
Еще глупее, чем курить "Казбек". Москва как многолетнее растенье Видала зимний дождь, весенний снег, Никчемное осеннее цветенье
И вовсе не обиженный судьбой И явственно к погоде непричастный Развесистый кленовый разнобой Не красножелтый и не желтокрасный.
Здесь я постился и играл в любовь, Но неудачно. Со второго раза Пришлось сдавать слюну, мочу и кровь И прочищаться возле унитаза.
V
Куда деваться? Взять и исказить Текущие из города в предместья Стремительные шумные предметы Еще труднее, чем изобразить,
Но я справлялся. Правда, не всегда. По счастью, у меня больших талантов Как килек в бочке. Наконец, суда На целых сорок бочек арестантов.
Огромный мост склонился над рекой. Опасно опираясь на перила И морщась оттого, что ты курила, Я пробовал достать до дна рукой.
Беседовать не значит не жевать. Мы поедали сладкое печенье И всматривались в сонное теченье, Пытаясь за него переживать.
Здесь я встречал безумную весну, Усваивал текущие жаргоны И совершал ночные перегоны В ущерб карману, принципам и сну.
Ну, и кропал. Понятно, не о том И не о сем. Попробовал об этом, Но накололся. Я зимой и летом Любил жену, Прокофьева и дом,
И то слегка. Подкармливая их, Как вертопрах на собственные средства Хозяев, от которых ждет наследства, Но вовсе не горит застать в живых.
VI
И был, наверно, и не так уж плох, Но, чередуя города и веси, Усох, как лист фиг?вый, и присох Как банный лист. Зато прибавил в весе,
Как греки, превращенные в свиней. Облизываясь на ворота рая, Я смаковал изгнание, корней От тучных площадей не отрывая.
Да и чего за сливу жизнь губить! Я покупал их утром на базаре. Гсподь велик - по паре каждой твари Ему легко, мне страшно воскресить.
VII
Я получил наследство. В сером небе, В торжественно распахнутом окне Горело солнце, и палящий стебель Колол глаза и заползал ко мне.
Земля струилась как вода в протоке, В бесцветной дымке строили вокзал, И быстрый день зимы голубоокой Рождался, был и тихо изчезал.
Все было живо и необычайно Похоже на кошмарный детский сон, На жизнь игрушек и на их сусальноСосулечно-свирепый перезвон,
Щемящий сердце с первого захода. По сути, с детства. Узкая кровать Прелестная клиническая мода Так преуспеть и разочаровать!
Мой друг синоптик чокнулся и запил, И в пятницу сбежал, как от чумы, От белоснежных дротиков и сабель Закончившей вторжение зимы.
VIII
Я получил бесценное наследство, Опасное для всякой мелюзги Отличное лекарственное средство Одновременно деньги и долги
И сотню писем. Окажите милость, Возьмитесь счесть. Начните с тех же слив Я так старался! Голова кружилась От страха и ужасных перспектив.
Так поливают снег холодным потом. День раскололся. Прямо надо мной Дул южный ветер. Как кулик - болотом, Он в минус десять управлял страной.
На плеск воды, на колкое признанье, На едкий чих - как фокусник лихой, Без отвращенья - с легким содроганьем Он взмахивал прозрачною рукой
И этим самым отвечал имущим И неимущим их материал, И нимб горящий, словно хлеб насущный, С высоких лбов к желудкам воспарял.