Драко сделал шаг назад, увлекая за собой Гермиону, отчего та стала плакать еще сильнее.
— Драко, нет, пожалуйста, — она тянула его за руку, крепко впиваясь пальцами в предплечье, на котором была метка, под ее прикосновениями неприятно пульсирующая. Малфой слегка поморщился, но с места не сдвинулся. — Мы… должны забрать его с собой. Пожалуйста, Драко…
— Гермиона…
— Нет! — ее голос вновь срывался на хриплый крик, и Драко казалось, что он может отличить ее слезы от капель дождя, потому что они будто светились в этой темноте. — Мы не можем оставить его здесь. Только не так.
Малфой вновь притянул ее к себе, что не составило большого труда, потому что в тот момент она больше напоминала тряпичную куклу. Он положил руки на ее щеки, большими пальцами стирая кровавые подтеки, что смешивались с порозовевшими струйками дождя. Гермиона смотрела на него широко распахнутыми глазами и часто моргала, прогоняя капающую с ресниц воду.
— Мы не можем забрать его сейчас. Здесь небезопасно, а ни у одного из нас нет при себе палочки. Нам надо уходить.
Каждый раз, когда он думал, что ее не может трясти еще сильнее, он ошибался. Гермиона смотрела на него своими огромными глазами, в которых плескался океан боли и отчаяния, выходя из берегов и вытекая крупными слезами. Ее ноги подкосились, и Драко едва успел поймать ее перед тем, как она сильно бы ударилась коленями о землю. Она обвила руками его шею и уткнулась носом в плечо. Ее теплое дыхание опаляло кожу даже через ткань водолазки.
Она жива. А он будто не верил в это. И как бы эгоистично это ни звучало, в тот момент он мог думать только об этом. В этой ночи существовали лишь ее тихие всхлипы, тонкие пальцы, до синяков впивающиеся в спину, и монотонный звук дождя, разбивающий мир вокруг.
Время будто шло вспять, и Малфой не знал, как долго они просидели под проливным дождем, который начал немного затихать. Гермиону больше не трясло, она буквально застыла, словно прекрасная восковая фигура, и лишь едва заметное дыхание говорило о том, что она по-прежнему жива. Драко медленно гладил ее по спине, выводя пальцами причудливые узоры. Он смотрел куда-то вдаль, туда, где небо окрашивалось в красновато-фиолетовые оттенки. Тяжелые облака, нависающие над ними, медленно уползали на север, забирая с собой свои слезы.
— Я вернусь за ним. Обещаю, — его тихие слова унеслись очередным хлестким порывом ветра, но Малфой знал, что она его услышала, потому что спустя пару секунд ее тихое «спасибо» растворилось в воздухе вслед за его обещанием.
Драко одной рукой подхватил Гермиону под колени, а другой прижал к себе за талию. Она лишь крепче вцепилась в его плечи. Ее ресницы дрожали, а глаза были закрыты, но Малфой знал, что она не спала. Драко смотрел на ее плотно сжатые губы, что стали намного бледнее, чем были прежде; на ее нахмуренные темные брови и тонкую линию между ними; на множественные порезы, которые усеивали бледное лицо. И хоть она была настолько близко, он до сих пор не верил, что она здесь, рядом с ним. Все это казалось хрупким сном, который может в любую секунду рассеяться и уступить реальности, которая, как убийца, стояла позади, приставив острое лезвие ножа к спине. Шаг за шагом он двигался в примерном направлении, из которого пришел часами ранее, и вскоре трава под его ногами сменилась липкой песчаной дорогой, утопающей в грязных лужах из дождевой воды.
Ему было страшно. Впервые по-настоящему, потому что ни одна битва еще не была настолько переполнена смрадом смерти и болью, которые пропитывали каждый миллиметр воздуха. Это, на первый взгляд, красивое утро уходящего лета пахло кровью, которая теперь стала частью этого поля. Малфою казалось, что лужи на дороге — вовсе не вода, что совсем не грязь хлюпает под его тяжелыми шагами. Он утопал в крови. Она алела повсюду, даже руки Гермионы были запачканы ею.
После кровавой ночи может наступить только кровавый рассвет. Лучи солнца будут иметь металлический привкус.
Драко настолько устал, что еле держался на ногах, но он предпочел бы сейчас быть где угодно, но не в штабе, в который им предстояло вернуться. Все эти лица — живых, раненых и мертвых, — эти глаза, наполненные слезами, эти рыдания, которые, даже будучи самыми тихими, кричали громче любых слов — все было последними гвоздями, забиваемыми в деревянную крышку гроба. Но им нужно вернуться. Скорее всего, их уже сочли мертвыми, потому что на поле более никого не было. Точнее, там не было никого живого. До портала оставалось минут пять ходьбы, и в эти самые секунды Драко пытался хоть как-то подготовиться к тому, что будет после переноса. Он не знал, сколько времени они провели там, сидя на холодной земле: казалось, что прошла вечность, а может, всего пара минут?
Дождь перестал идти, а тучи быстро уносились, подгоняемые порывами ветра. Малфой только сейчас осознал, что его одежда насквозь мокрая и почти полностью испачкана в грязи. Чувствительность начала возвращаться, и холод пробрался под кожу. Осталось совсем немного, буквально пара шагов — и они покинут это место. Рана вновь начала отдавать тупой болью. Он перевел взгляд на Гермиону и заметил тонкие блестящие дорожки, влажными следами украшающие ее лицо. Ссадины и порезы на бледной коже в скором времени заживут, но «шрамы» от слез останутся навечно.
Драко в последний раз оглянулся через плечо. Серая трава слегка колыхалась, а первые солнечные лучи плясали в отражении мертвых луж. Стояла искусственная тишина, будто кто-то что-то сломал, но пытался сделать вид, что ничего не произошло. Но в тот день каждый что-то потерял и что-то осознал для себя. Малфой шумно втянул носом воздух, сморгнул непрошеную влагу с глаз и прикоснулся к небольшому глиняному кувшину, стоящему в переплетении корней старого дуба, одиноко, но гордо возвышающегося посреди поля. Немой наблюдатель.
Вспышка.
И жизнь покинула это место.
***
Солнце было в зените, а ветер совсем стих, разогнав серые облака. О недавнем ливне напоминали лишь бурые лужи, растекшиеся по дороге. Посреди поля стоял дуб, листья которого потихоньку начинали опадать, устилая корни зеленоватым-коричневым покрывалом. Небо было чисто-голубого цвета, и идеальность этого оттенка простиралась куда глаза глядят.
Мужчина, одетый во все черное, медленно двигался по полю. В его руке была крепко зажата волшебная палочка. Казалось, что он совершенно не знал, куда лежит его путь, но в какой-то момент он остановился и посмотрел куда-то перед собой. Он запрокинул голову и широко раскрытыми серыми глазами уставился на ослепляющее солнце, которое обжигало теплом уходящего лета. Он вспомнил ливень, под которым стоял на этом же месте несколько часов назад. Соленая слеза скатилась по щеке, и он пожалел, что солнце не может ее высушить. Живот стянуло в узел, когда он вновь посмотрел на того, за кем вернулся.
Зачем солнце, когда ливень уже успел сделать свой ход? Света всегда будет слишком мало, когда есть даже самая маленькая частичка тьмы. Что есть капля яда в бокале вина? Все и ничего. Начало и конец.
А птицы заливисто пели реквием по всем тем, кто сейчас лежал на холодной вязкой земле, и тем, в ком погибла часть души, оставленная где-то в этом поле под проливным дождем.