Всегда был недоделанным. И это не потому, что меня воспитывали не родители, а государство. Было еще и другое. Я до сих пор не знаю.— Он огляделся, беспомощно поднял руку и вздохнул, подумав: «Почему ты так на меня смотришь? Ты наблюдаешь и ждешь, слушая, что я говорю. Никто меня по-настоящему никогда не слушал, особенно такие красивые женщины, как ты. Почему я всегда был так одинок?»
Он затряс головой, приводя в порядок разбежавшиеся мысли
— Я... я... я, когда смотрю вокруг, я вижу всех. Целая дивизия — это пачка ничтожеств. Ты назвала меня этим словом?
Она покраснела:
— Синк, я...
— Тише. Все нормально. Я тебе объясню, почему я беспокоюсь. Мы все не люди. Бластерное мясо. Слышала? Вот, это, все мы. Приказ:— и он заговорил официальным тоном:— Вторая дивизия, держать этот проход, не пропускать никого!— губы у него скривились, он глянул наверх, прямо в ее глаза и утонул в них.— И мы это делаем. Мы гибнем сотнями. А кто-нибудь расследовал, почему погибло столько народу в почтовом отделении?
Она покачала головой, смотря в его глаза с болью.
— Никого не волновало, почему погибла Первая дивизия. С нами не считаются, Гретта,— он пожевал губами.— Но для меня все иначе.— Там что-то случилось. Я... я обрел себя. И все, чему меня раньше учили, стало на свое место. Теперь сержант Фиет может влиять на события. Я могу помочь этим мужчинам и женщинам остаться в живых.— Он почувствовал, как огонь зажегся в его глазах, и кинул горящий взор на нее, она кивнула в согласии.
— Приди ко мне,— прошептал он.— Позволь мне посмотреть на тебя, обнять.
Она встала и помедлила, пока пальцы расстегивали форму.
— Ты такой, Синк, какой мне нужен.
Она распустила волосы, выскользнула из скафандра и встала перед ним.
Он пожирал ее глазами, пока она торопливо раздевалась: перед ним во всей красе предстала ее юная налитая грудь, тонкая талия, живот с чудной ямочкой пупка и дразнящий черный треугольник внизу.
У Синклера перехватило дыхание, когда она опустилась рядом, чтобы помочь ему раздеться. Радостный крик вырвался у него, когда она теплой ладонью положил его навзничь. Он вздрогнул и поморщился, когда она провела пальцами по его ужасному шраму.
— О, Боги,— прошептал он, когда она всем своим мягким телом обняла его.
Магистр Бруен оторвал взгляд от рапорта на мониторе. Потеребил тонкой рукой морщинистый подбородок и посмотрел вверх на обломок скалы, возвышающийся над головой. Единственная лампочка освещала помещение, бросая тени на мебель. Он позвал, повысив голос:
— Магистр Хайд?— Бруен поискал глазами по камням, будто там, в базальтовой толще мог находиться ответ.— «Как я мог так ошибиться?»
— Да,— послышался звук приближающихся шагов.
— Стаффа отказал и Сеззе, и Реге. Он не хочет заключать контракт по крайней мере в течение года.
Пауза затянулась, пока наконец Хайд не прошипел:
— Что? Это невозможно! Это не лезет ни в какие ворота. И чем он это мотивировал?
Бруен сжал подбородок:
— Мы и машина совершенно не учли такую возможность.
Магистр Хайд прошел вперед и плюхнулся на стул, заскрипевший под ним.
— А ты уверен? Может, они тянут время — хотят побольше денег? А может, микленианская кампания вывела их из строя в гораздо большей степени, чем сообщает наша разведка?
— Все может быть, благородный Магистр,— отсутствующе пробормотал Бруен, проигрывая в уме варианты с новой личностью Стаффы кар Терма. Ему нужен ключ, чтобы решить эту головоломку. Как можно составить целую картину, когда кусочки меняют цвет и форму?
— Я не могу поверить, что он убил Претора,— вспомнил Хайд.— Вот именно тогда наши предсказания пошли на верным путем.
Бруен шлепнул ладонью по монитору:
— Да, конечно. Тогда у нас оставалось три степени свободы. Но Стаффа ретировался. Мы сейчас ничего не сможем предсказать,— лицо Бруена искривилось в недовольстве.— Да, мы не смогли предусмотреть, что он убьет Претора. Может быть, случайно, это да. Но специально? Никогда.
Хайд подтянул рукава робы и оперся на локти.
— Итак, ключ у нас все-таки есть. Претор что-то сделал ему — или сказал.
— Если принять это во внимание, то мы сможем многое изменить. Ты знаешь Претора, знаешь, каким человеком он был.
Хайд с отсутствующим видом смотрел в пол.
- Да, конечно. Человеком, которым стоило и восхищаться, и ненавидеть. Когда я с ним работал, я всегда чувствовал, что меня возвышают и одурачивают одновременно.
Бруен продолжал хмуриться, погруженный в собственные мысли: