— «Летят утки и два гуся»… — и затем: — Знаешь, Юрий, на тебя пришел спецнаряд, вызывают в Тавду, подписано начальником управления… Поздравляю!
Нищему собраться — только подпоясаться.
Уже выйдя за зону, Алтайский пожалел о торопливости, с какой он не прощался, а досвиданьился с теми, кого в лагерных дебрях признал и почувствовал товарищами… Можно было догадаться и брезентовые тапочки сменить на ботинки…
За заоной конвоя не было, вахтер указал на груженный бревнами состав узкоколейки, впереди которого уже пыхтел паровозик-«сормовец»:
— Видишь сзади крытый вагончик, садись в него и жди…
В вагончике оказались еще пассажиры, с которыми Алтайский доехал до Шурыгинского ОЛП, так и не увидев сопровождающего. Попутчики показали ему дорогу в ОЛП, но в зону Юрия не пропустили:
— Ну и что, что из Подгорного? Если есть деньги, сходи вон в магазин, там вино продают.
— Спасибо, денег нет, да я и не пью… Вы знаете, у меня пятьдесят восьмая, срок двадцать лет…
— Да как же тебя одного отпустили?
— Вот и я говорю… Пропустите меня в зону, а то еще кто-нибудь придумает, что бежать хочу, — было уже со мной такое.
— Мало ли что было! Может, тебя на свободу отправляют.
— Нет, мне еще долго сидеть, я по спейцаряду еду.
— Все равно нельзя в зону без документа! Иди-ка ты на все четыре стороны, хошь — посиди на лавочке за вахтой, хошь — гуляй!
Примерно через час появился молодой надзиратель:
— Извини, — виновато улыбнулся он, — я тут домой забегал…
— Ты даже не сказал, куда идти. Ну, а если бы я убежал?
— Что ты! Ты же по спецнаряду едешь… А хочешь, в зону заходить не будем, пойдем к вечеру в Туринск, там тебя и сдам прямо в вагон?
Черт знает, что такое — этот русский характер! Только он может рождать дикие контрасты и вызывать неожиданные, противоположные эмоции: утром — возмущение перед постоянно нацеленными в тебя дулами, а через час — изумление перед доверием, которого ты, оказывается, заслуживаешь.
Алтайский согласился идти прямо к поезду, не подумав о том, что путь до Туринска не близкий, что его брезентовые тапочки будут слетать на каждом шагу — хоть босиком беги по влажному грунту, напоенному колючим холодом! И ни веревки, ни проволочки в чистом поле не найдешь, чтобы привязать эти чертовы тапочки к ногам!
Так и прошкандыбал Алтайский всю дорогу до поезда внаклонку, на полусогнутых, чуть не на карачках… Хорошо еще, что успел вскочить в уже тронувшийся вагон-зак, да и то ценой потери тапочки, которую надзиратель, смеясь, бросил ему вслед вместе со словами:
— Будь здоров! Приезжай, как освободишься!
Вагонная держиморда, видать, из вологодского конвоя, посмотрела сопроводительные документы, потом на запыхавшегося Алтайского и изрекла:
— Погоди, я те счас освобожу!
Держиморда прошла по коридору, выбрала переполненную камеру и затолкала туда Алтайского, хотя рядом камеры были полупустые…
Потом Алтайский узнал, что нарядчика Володю — «Летят утки и два гуся» — бандиты зарубили через месяц после его отъезда из Подгорного. За убийство полагался расстрел, никто из бандитов не хотел терять жизнь, но они хотели внушить страх окружающим, поэтому жизнь, и свою и нарядчика, поставили на карту — проигравший должен был убить и пойти под расстрел. Если проигравший не рассчитается за проигрыш, то убьют его самого, а розыгрыш повторится…
«Летят утки» после развода, как всегда, пошел по баракам в сопровождении двоих надзирателей для проверки не вышедших на работу, больных и «отказчиков». Бандит, сидевший на верхних нарах, трясясь от страха, ударил нарядчика топором по голове сзади, когда он прошел мимо, тихо декламируя «летят утки…», и еще раз, когда тот нашел силы повернуться к нему после удара, так и не успев дошептать «…и два гуся». Надзиратели разбежались, но убийца не избежал кары. Возмущенные расправой со «своим нарядчиком», «политики» под предводительством Александра Гречина, в бригаде которого Алтайский работал в Азанке на «шпалорезке», решили проучить бандитов. Однако те были наготове…
Обе стороны понесли значительные потери убитыми и ранеными. В бараках и на снегу между ними долго еще оставались густо сдобренные кровью следы людей с вывороченными внутренностями… Санчасть уцелела — кому-то надо было оказывать помощь недорезанным ножами и недопоротым крючьями для раскатки леса…