Том похолодел. К горлу подступила тошнота.
– Да, – кивнул Ахмед, вдруг помрачнев. – Я видел ее. Теперь вы видите, что Ахмед не свихнувшийся наркоман. Джинны существуют в действительности, поверьте мне.
– Мне надо было это выяснить. Простите, что сомневался в ваших словах.
Настроение Ахмеда изменилось. Если раньше он, возможно, отчасти разыгрывал Тома, то теперь вид у него был довольно кислый, взгляд затуманился.
– Не вы первый. Но не все можно объяснить с помощью этой окаянной ослиной психологии Шерон.
– Она и сама признает это. Но что еще вы можете сказать об этой женщине? Вы знаете, кто она?
– Нет, не знаю. Это вы ее знаете. Я рассказал вам все, что видел, больше ничего не могу сказать.
– Расскажите тогда о ваших джиннах.
– С какой стати? Вы приходите сюда, и вам даже нечем заплатить мне. Как большинство туристов, вы приехали в Иерусалим, чтобы увидеть и услышать все, что можно. Почему это я должен раскрывать перед холодным англичанином тайны своего сердца? Почему, черт побери?
– Потому что вы добрый человек и, когда видите, что кто-то страдает, стараетесь помочь ему.
– Да, это правда. Я вижу, что вы страдаете. Но почему я должен протягивать вам руку? Разве вы протягиваете мне свою?
Том не вполне понимал, что он имеет в виду. Может быть, намекал, что Том должен ему заплатить? В этом угрюмом настроении Ахмед выглядел более старым, это был уже не балагурящий араб, а грозный, непредсказуемый и даже немного опасный человек.
– Нет-нет, это не то, что вы думаете, – мотнул головой Ахмед. – Говоря «протянуть руку», я имею в виду другое.
– Но что я могу дать вам?
– Я оказал вам доверие. Окажите доверие и вы. Я открою вам свою тайну. Сделайте то же самое.
– Но у меня нет никакой тайны.
– Тогда допивайте чай, пожмем друг другу руки и простимся.
– Подождите. У меня действительно есть тайна.
– Я знал, что должна быть. – Ахмед свернул еще одну сигарету с гашишем и, раскурив ее, стал ждать, когда Том начнет.
– Вы, наверное, не увидите в этом никакого смысла, и выглядит это действительно по-дурацки. Я хочу рассказать вам, почему я бросил преподавательскую работу в Англии. Я никому об этом не рассказывал – даже Шерон.
Ахмед выслушал историю об уходе Тома из школы внимательно, ни разу не прервав его. Закончив свой рассказ, Том издал глубокий вздох. Араб задумчиво покивал, затем изложил свои соображения:
– Это и есть то дерево, с которого джинния спрыгнула на вас, Том. Раскидистое дерево, дающее много тени, Древо Жизни. И очень старая джинния. В данный момент она исчезла, но кто знает, когда она вернется? Теперь я знаю вашу тайну.
– Да.
– Я видел, как вам трудно было рассказывать мне об этом. И в ответ я раскрою вам свою тайну.
Но прежде, чем приступить к рассказу, Ахмед налил им еще по чашке мятного чая и скрутил себе еще одну сигарету. Раскурив ее, он вперил в Тома твердый взгляд.
– Ни слова лжи не сорвется с моих губ. Ложь – это враг. Выслушайте меня. Это поможет вам отличать правду от лжи.
Набрав полные легкие дыма, он встал и, подойдя к Тому, приблизил свой рот к его губам.
– Откройте рот, – промычал он, не разжимая губ. Придерживая подбородок Тома рукой, он выдул струю дыма ему в горло. – Вдохните это.
Том вдохнул дым. Он оказался более прохладным, чем он ожидал, но вызвал легкие конвульсии во внутренностях и выдавил из глаз слезы. Тем не менее Том задержал дым на секунду, прежде чем выдохнуть. Сердце его заколотилось, слегка закружилась голова.
Ахмед вновь уселся на свою подушку и скрестил ноги, приготовившись к рассказу.
31
«Бисмиллах аль-Рахмани аль-Рахим, во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного,[22] да будут даны мне силы рассказать мою историю правдиво, без отступлений и искажений. Не давай лживым джиннам управлять моим языком. Хотя один лишь Аллах может заглянуть в самые темные уголки человеческого сердца и понять, что происходит там, позволь светочу истины направлять меня в моем рассказе, дабы мы могли выйти из тени на свет.
Впервые я услышал о Мастерах, или Приближенных, как будет правильнее их называть, когда я был студентом одного из английских университетов – того, что в городе Лестере. Там я вел нормальную студенческую жизнь – то есть пренебрегал исламским запретом на алкоголь и в течение трех лет напивался вдрызг и непрерывно старался – с переменным успехом – затащить в постель английских девушек. После окончания университетского курса я остался в университете писать диссертацию. Я был членом Исламского студенческого общества и страстно боролся за самые разные идеалы – не помню уже, за какие именно. Но другие члены Исламского студенческого общества сторонились меня.