Вихров промолчал. Маяк десантолета еле пробивался сквозь фон помех, и астрофизику было не по себе.
Где-то на горизонте, будто повиснув в пространстве, возникло вдруг голубоватое зарево. Оно увеличивалось, и вскоре голубое свечение, бледное и прозрачное, закрыло перед ними четверть небосвода. Потом показалась неровная белая линия, над которой и вставало это загадочное сияние.
— Где-то здесь должен быть тот черный объект, — буркнул Вихров и с оживлением добавил: — Может, он и есть тот самый Город, о котором предупреждал Тихонов?
Умбаа оглянулся, и что-то поразило его, некое движение у кормы быстролета. Он вгляделся, ахнул и кинул машину вниз, потом вправо, вверх и снова вниз. Над ними промелькнул размазанный от скорости фосфоресцирующий силуэт и растаял в ночи.
Умбаа вдруг стало так плохо, что на мгновение он забылся. Неприятная слабость охватила тело, сердце рванулось, как при спазме, и, прошептав:
— Держись, Виталий!.. — он направил быстролет к земле.
Лучи прожекторов выхватили из тьмы бешено мелькавшие внизу каменные столбы, какие-то крупные предметы, похожие на стога сена… Аппарат влетел в узкий проход между изломами каменных стен, резко затормозил у выпуклого бока черного валуна, несущий диск противно проскрежетал днищем по обломкам, и быстролет остановился. Прожектор потух. Наступила цикадная тишина.
Свечение неведомого источника за скалами позволило им довольно свободно ориентироваться в обстановке.
После крушения они с час приходили в себя.
— Вот твое «все спокойно», — невнятно проговорил Умбаа, прожевывая таблетки адаптогена, кислые, терпкие, приятно холодящие небо.
Вихров прожевал свои, посмотрел на беспорядок в кабине и со вздохом откинулся в кресле:
— Что это было?
Умбаа мрачно усмехнулся.
— Этого, дорогой мой астрофизик, — как сказал бы наш командир, — не знаю даже я сам.
Лететь в темноте на поиски неведомо где опустившегося «Могиканина» не имело смысла. Умбаа вспомнил подробности падения быстролета и вновь перешил болезненное чувство собственного бессилия. Встреча с призраком могла окончиться трагически, предупреждения Тихонова, командира трижды злосчастного «Могиканина», сбывались воочию.
До утра было еще далеко, и Умбаа решил провести маленькую разведку в направлении загадочного свечения.
Медленно пробираясь между темными телами скал, напоминающих туши мамонтов, Вихров томился предчувствием нависшей над ними беды, но, боясь показаться смешным в глазах кибернетика, он только чаще оглядывался и не снимал руки с рукоятки деформатора.
— Попомни мои слова, — сказал он, всматриваясь в шевелящиеся тени. — С этой планетой связана какая-то тайна. Одно то, что она существует вопреки всем законам космогонии в плотном пылевом облаке — глобуле, — говорит само за себя. А неизвестное силовое поле? Наука не часто сталкивается с факторами, принципиально отличающимися от всего ей известного.
— Правильно говоришь, — с сарказмом заметил Умбаа, понимая, что послужило толчком к разговорчивости товарища.
— Правильно, — согласился Вихров, поразмыслил и добавил: — Разве ты хочешь возразить?
Умбаа проворчал что-то неразборчивое, но в это время они вышли из каменного лабиринта на край обширной площади и вести отвлеченные разговоры стало недосуг. В центре площади неподвижно царило серебристо-белое облако не то дыма, не то пара, пухлая шапка которого изредка вскипала белыми фонтанами. А за облаком вздымались полупрозрачные, истекающие голубоватым эфемерным свечением… глыбы льда!
Скопище айсбергов стометровой высоты, приткнувшихся к скалам! Айсберги уходили за горизонт, создавал иллюзию бесконечного ледяного поля, и Умбаа, так и не подобравший к картине иных земных аналогий, прошептал:
— Ледник?!
Вихров, с неожиданным хладнокровием рассматривавший «ледяную» бугристую стену, поднял свой блок фиксации событий — инфор, давно заменивший людям фотоаппарат, кинокамеру и магнитофон одновременно, и запечатлел светящийся «лед» во всем его великолепии.
В глубине «ледника» вдруг что-то случилось. Гулкие удары потрясли его, и Умбаа заметил, как вспучилась одна из сияющих стен, плюнуло из нее искристой струей, и тут же облако в центре площади с неистовым треском опало, съежилось и растаяло, а вместо него в небо взвилась огромная белая паутина, низким гудением своим заглушившая все остальные звуки.
Грохот в теле «ледника» утих, стена успокоилась, но людям теперь показалось, что кто-то сопровождает их внимательным взглядом, кто-то большой и тяжелый, как горы.