— Конечно, не от них, — фыркнула она. — Но ты меня перебил. Ты что-нибудь знаешь о Византии?
Я покачал головой:
— Очень немногое. Если не считать того, где она расположена, и сути религии, которую исповедуют — прости меня — схизматики.
Она неодобрительно поцокала языком.
— А тебе известно, как отправившиеся в крестовый поход франки, соблазненные лживыми речами дожа Дандоло[41], этой гнусной змеи, напали на наш город и отняли его у нас?
Грудь ее вздымалась, лицо пылало. Я с дрожью заметил, как это пламя стекает с ее лица на шею и уходит ниже, под плащ.
— Ладно, да пребудет с нами мир, — вздохнула она, вроде бы взяв себя в руки, правда, с большим трудом. Потом сглотнула и попросила: — Дай мне стрелу… — наконечником стрелы рисуя карту на пыльной земле между нами. — Вот это Греция, — поясняла Анна. — Здесь — Анатолия и Святая земля. Здесь — Сербия и земли болгар. Все это, — она обвела карту большим кругом, — было Византийской империей, а Константинополь находится вот тут. — И она вонзила стрелу в землю. — Франки захватили все это, — продолжала она, отсекая часть Греции и кусок Анатолии. — И сам город тоже. И Венеция прихватила часть наших земель. — Стрела теперь угрожающе покачивалась возле моих ног. — Византийцы, или ромеи, как их еще называют, бежали в Малую Азию и создали империю в изгнании, вот здесь, в Никее. — И она еще раз ткнула в то место, что обозначало Анатолию, рядом с ее коленом. — Ты следишь за мной? Хорошо. — Стрела сместилась в сторону. — Деспот Эпира, ромейский князь, дому которого служил Павлос, сумел удержаться вот здесь, в западной части Греции. Я родилась в Никее, вот тут. Франки украли у меня мое исконное право — родиться во дворце в Константинополе[42].
Анна махнула стрелой в мою сторону. Наконечник зловеще блеснул на солнце. Потом опустила стрелу.
— Извини, Петрок, правда, извини меня. Ты здесь совершенно ни при чем. Но ты же понимаешь, как я отношусь к франкам. Ко всем франкам, по-видимому. Ты, конечно, исключение… и капитан тоже, и Жиль. В этих людях есть что-то совершенно не франкское.
— Тут ты права, — согласился я и, поймав ее взгляд, рискнул спросить: — Так что, расскажешь дальше?
— Как тебе угодно, — сказала она, сверля меня глазами. Потом улыбнулась, и я опять заметил, что у нее нет одного зуба. — Правда, услышать все в подробностях ты не удостоишься. — Она ткнула стрелой куда-то мне за спину. — Сюда идет капитан. Но я не обману тебя, ты же честно поведал мне свою историю. Ладно, только вкратце. Я родилась в Никее. Я третья дочь брата императора — Иоанна Дуки Ватаца. И, как обычно бывает с принцессами императорской крови, была предназначена… в жены какому-нибудь выгодному и подходящему претенденту. Мне было всего три года, когда король Норвегии Хокон, которого его подданные именуют Старым, решил, что я составлю прекрасную пару его второму сыну. Я была с ним помолвлена — заочно, через его доверенное лицо, — и, пока росла, едва ли задумывалась о своем муже, которого знала по изображению на медальоне: красивый мальчик, на десять лет старше меня. Так продолжалось до моего тринадцатилетия, когда за мной прибыл норвежский посол.
Путешествие… думаю, ты можешь его себе представить. И когда я прибыла в замок в Тронхейме, в эту огромную, всю заросшую мхом конуру, то узнала, что мой милый принц умер от оспы шесть месяцев назад и теперь, хочешь не хочешь, мне предстоит выйти замуж за следующего королевского сына, Стефана, бледного, как червяк, и жутко набожного. Он был предназначен церкви и собирался получить лучшее епископство в Норвегии, а я все это порушила. О Господи, Петрок! Тут столько можно рассказывать, а времени нет…
Глаза у нее снова начали краснеть, и я, не раздумывая, взял ее за руку. Она благодарно сжала мою ладонь.
— Ну вот, я вышла замуж за этого… холодного, скользкого…
— Жабенка? — пришел я ей на помощь.
— Ну нет! Жабы мудрые, у них на головке драгоценный камень… А мой муженек… он просто ненавидел меня. Не делил со мной ложе. Лежал на каменном полу и то молился, то проклинал меня. А когда я попыталась серьезно поговорить с ним, ударил в ухо и сбежал. И больше я его не видела. Но придворные ламы на следующее утро углядели пятна моей крови на простыне и объявили брак свершившимся. А потом… — Она посмотрела вверх, и я услышал хруст шагов через вереск. — Когда стало понятно, что я не жду ребенка, меня выслали в монастырь в Гренландии. Это было хуже смерти — потому меня туда и сослали. Но я сбежала. Подружилась там с епископом и… Ну в общем, было в нем что-то доброе, да и сам он тоже пребывал в ссылке. Он рассказал мне о сьёре де Монтальяке, и когда мне удалось пережить еще одну зиму, пришел ваш корабль. Капитан согласился отвезти меня в Венецию, где в изгнании живет много наших. Потом я выбралась из монастыря, встретилась с Павлосом… Господи, он мне ноги целовал! Они упрятали меня в связку китового уса — очень неудобно, — и вот я здесь.
41
Энрико Дандоло — дож Венеции в 1192–1205 гг. Пользуясь материальными трудностями крестоносцев — участников Четвертого крестового похода, добился того, что вместо Святой земли их войско пошло на Византию, торгового конкурента Венеции, и разгромило ее, взяв в 1204 г. Константинополь.
42
Принцесса описывает последствия Четвертого крестового похода, когда крестоносцы, захватив, помимо Константинополя, часть владений Византии в Греции, создали на этих землях Латинскую империю, просуществовавшую до 1261 г. На не захваченных «франками» территориях образовались Никейская империя, Эпирский деспотат, Трапезундская империя. Упоминаемый ниже император Иоанн III Дука Ватац правил в Никее в 1222–1254 гг.