Шаве нахмурился. Черт побери, что это могло значить? Ведь не раздумали же они выкупать своего человека! Нет, что-то должно было случиться. Но что? Может быть, они хотели заменить алмазы? Но у них было достаточно времени для раздумий. И потом это мог сделать один Бирс, не прибегая к помощи всех своих молодчиков. Шаве не любил головоломок, у него от них болела голова. В конце концов выкуп он взял и делиться им не намерен ни с кем. Это он понял сразу, как только увидел алмазы. И если сам янки сказал, что никому не доверяет, то почему он, Шаве, должен доверять ему? Чушь собачья! И Шаве понял, что его головная боль теперь — это Рэмбо. Не будет Рэмбо — не будет головной боли. Можно, конечно, оставить его гнить на острове, но лучше будет отдать этим тараканам, которые воображают себя грозными крокодилами. Время от времени нужно поддерживать в них эту иллюзию, чтобы они не забывали славные обычаи предков.
Панамоль стоял перед ним, глядя ему в глаза, и думал, о чем еще может спросить господин. Но он уже ему все сказал.
— Я слышал сегодня, — задумчиво начал Шаве, устремив взор куда-то поверх головы панамоля, голов нгандо-покровителя. Он был недоволен и гневался, что вы давно не приносили ему в жертву белого человека. И я обещал ему, что он получит его сегодня ночью. Собери всех и идите на озеро. Там вас ждет жертва. Принесите мне ее сердце и печень для Священного котла. Ты все понял?
— Да, господин.
Панамоль убежал, и Шаве вернулся в дом. Жанна раскладывала пасьянс. Шаве посмотрел на стол и не увидел алмазов.
— Ты правильно сделала, Жанна, что убрала их, — сказал он. — В самом деле было бы глупо делиться таким богатством с человеком, которого мы совсем не знаем. Я думаю, он все-таки плохой человек.
— Они убьют его? — спросила Жанна без всякого выражения.
Ну что ты говоришь, Жанна! — поморщился Шаве и взял стакан. Они принесут его в жертву нгандо-покровителю, — он отхлебнул из стакана, осторожно поставил его на стол и улыбнулся. — Ты права, дорогая, мы слишком засиделись здесь. Завтра — полнолуние. Мьонге принесет мне еще одну красивую безделушку, и мы не станем больше искушать судьбу. Мы сразу же уедем, Жанна. Жанна отложила карты и поднялась.
— Ты уже решил, Альбер? — она посмотрела ему в глаза. — Поклянись, черт побери!
— Клянусь, Жанна. Это серьезно.
Жанна, не сдержав слез, подошла к мужу, обняла его за шею и зарыдала. Шаве неловко погладил ее по спине, успокаивая, похлопал по лопаткам. Господи, кажется, совсем еще недавно они были молодыми, красивыми, полными сил и бьющей через край энергии. Ухватившись за этот клочок земли, они готовы были вывернуть его наизнанку, чтобы через пять-шесть лет возвратиться домой, затмив всех и вся блеском алмазного сияния. Но сияние это было настолько ослепительным, что прежде всего затмило их самих. Теперь они были богаты. Необычайно богаты. Но жизнь прошла, и вместе с ней потухли желания, которые в молодости, казалось, были неутолимы.
— Я тоже устал, Жанна, — сказал Шаве, ткнувшись носом в ее волосы, пахнущие дешевым мылом. — Я очень устал.
Краем глаза он заметил, как через двор к сараю один за другим пробежали его панамоли. «С этими тоже нужно рассчитаться по совести, — подумал он. — Старость должна быть не только обеспеченной, но и спокойной».
Глава 11
Рэмбо чуть отодвинул угол занавески на боковом окне: «джип» промчался мимо крааля панамолей. Впереди была пустынная дорога.
— Когда мы выйдем, — сказал Рэмбо шоферу, — гоните до управления синдиката. Там отдохнете и вернетесь в Понтьевиль.
Шофер молча кивнул. Они проехали мимо тропы, ведущей от дороги к дому Шаве, и, поравнявшись с участком бельгийца, Рэмбо постучал пальцем по спине шофера. Машина притормозила на две-три секунды, и когда шофер услышал стук дверцы и обернулся — его пассажиров уже не было. Он нажал на педаль газа, и «джип» скрылся в густых клубах пыли.
Рэмбо и Гвари остановились в придорожных зарослях и прислушались. Лес жил своей обычной жизнью.
— Я пошел? — спросил Гвари, поправляя под рубашкой кобуру, съехавшую назад.
— Подожди, — остановил его Рэмбо. — Посмотрим, чем занимаются наши друзья-крокодилы. Если, конечно, они здесь.
Рэмбо взобрался на ближнее дерево, и Гвари последовал его примеру. Отсюда участок Шаве просматривался до самой реки. Горняки были на месте. Но когда Рэмбо пересчитал их, оказалось, что одного не хватает.
— Куда он мог деться, Пит?
— Он мог заболеть.
— Наверное, мог, — согласился Рэмбо. — Но когда ты пойдешь к своей смоковнице, будь осторожен, — как бы этот больной не пырнул тебя в спину.
Гвари укоризненно посмотрел на Рэмбо.
— О чем ты, Джон?
— Извини, пошутил, — улыбнулся Рэмбо. — Я ведь уже убедился, что ты великий следопыт. Но все равно, прошу тебя, будь осторожен — все-таки это люди-крокодилы.
— А тебе, пожалуй, лучше здесь и остаться, — посоветовал Гвари. — Отличное место. Если не нападут муравьи и не сгонят тебя с него.
— Я не отдам его муравьям. Пока, Пит, — Рэмбо похлопал Гвари по коленке. — Встретимся, как зажгут прожекторы. А если тебе будет скучно, приходи раньше. Один сук я оставляю за тобой.
Гвари кивнул, спустился вниз и скрылся в зарослях. Дорога была по-прежнему безлюдной, но он не стал выходить на нее, а пошел краем леса. Не доходя до тропы, которая вела к дому Шаве, он перебежал дорогу и бесшумно ступая, медленно направился к своему проверенному убежищу. Поравнявшись со смоковницей, он присел у ее ствола и весь превратился в слух. Он не услышал ничего подозрительного и, взобравшись на дерево,! сразу же нашел тот, свой сук. Устроившись поудобнее, он взглянул на двор Шаве.
У веранды стоял сам хозяин, а напротив него, спиной к Гвари, африканец. И Гвари сразу узнал его по этой мощной спине и высокому росту — это и был седьмой горняк Шаве. Видимо, благодаря своему мощному телосложению он исполнял роль старшего и среди горняков, и в стае людей-крокодилов. Шаве смотрел куда-то вдаль, поверх головы панамоля и молчал. Не слышно было, как ни напрягал слух Гвари, чтобы и панамоль говорил. Наконец, Шаве открыл рот, но Гвари не разобрал ни одного слова. Пожалуй, речь была слишком длинна для самоуверенного и заносчивого бельгийца, разговаривающего со своим чернокожим рабочим. Это мог быть только приказ, и Шаве хотел, чтобы его хорошенько запомнили. Панамоль, видно, понял своего господина и не заставил его повторять. Он бросился в сторону реки, и Гвари сразу же потерял его из виду. Шаве вошел в дом и захлопнул за собой дверь.
Через минуту от реки послышался короткий пронзительный крик. Ему ответили со стороны участка. Гвари запомнил этот крик еще с той ночи. Он не напоминал ни один из знакомых ему звуков леса, потому что принадлежал человеку и предназначался для людей. А еще через короткое время он увидел, как панамоли цепочкой, друг за другом, пересекли двор и скрылись в бамбуковом сарае.
Шаве не выходил, не показывалась и Жанна. Значит, Шаве все уже сказал, и добавить ему было нечего. Когда Гвари увидел высунувшуюся из двери сарая крокодилью морду, он глазам не поверил, — неужели они идут на ритуальное убийство средь бела дня? Но тут он вспомнил о полицейском патруле — ведь на него напали тоже не ночью. Гвари на мгновение растерялся, такой вариант они с Рэмбо совсем не предусматривали. Конечно, в крайнем случае у него хватит пуль для всей этой банды. Но начнись пальба, и Шаве уже не застанешь врасплох. Предупредить Рэмбо Гвари тоже не успеет. И он решил действовать по обстановке. Когда последний человек-крокодил, блеснув из-под шкуры широким лезвием ножа, прошел мимо смоковницы и скрылся в зарослях, Гвари спустился на землю и пошел вслед.
Они не остановились у дороги, а, низко пригнувшись, быстро перебежали ее и углубились в лес По треску сучьев Гвари понял, что шли они совершенно не таясь и очень торопились. И когда он почувствовал под ногами тропу и узнал ее, он остановился. Это была та самая тропа, по которой люди-крокодилы несли Рэмбо к озеру. Она не успела еще просохнуть после дождей и скопила в своем желобе мелкие сучья, ветки и листву. Но Гвари обмануть этим было нельзя, для него не существовало двух одинаковых троп. И тогда он повернулся и пошел назад. Он понял: Рэмбо был бы обречен благодаря стараниям этого идиота Бирса, если бы задумал продолжить свою игру с Шаве. Шаве получил свой выкуп, и теперь Рэмбо был ему совсем не нужен. У Гвари даже мурашки побежали по спине, когда он представил себе, что могло бы произойти. Вечером он расскажет об этом Рэмбо, и они посмеются вместе. Правда, смеяться Гвари почему-то не хотелось.