И правда лезет целоваться. Иван, ничего особенного не сделавший, чтобы дело жизни Молинари завершилось таким решительным успехом, вырывается из объятий. Софья с удивлением взирает на эту средиземноморскую сцену.
– Том, вы поможете нам получить заключение, что это подлинники? Оно нужно, чтобы сделка совершилась, – просит она наконец.
– Конечно, конечно, леди, я уже кое-что организовал. Самый короткий путь. Мы покажем их главному реставратору Гарднеровского музея. – И сразу, не давая им возразить: – Он мой друг, как многие в музее. За эти годы ко мне там привыкли. Мы договорились неофициально, он никому не скажет.
– Не нравится мне все это, – снова повторяет Софья по-русски, опустившись на стул. – Скоро весь город будет знать. Ваня, что ты устроил?
– Не понимаю, как еще мы могли бы это провернуть, – пожимает плечами Иван. – Скоро все равно все откроется, теперь это дело нескольких дней. Просто ты слишком долго ждала и не можешь поверить, что скоро эта история закончится.
– Так я позвоню Винсу? Ну, реставратору? Он мог бы приехать прямо сегодня. – Молинари по-прежнему полон энтузиазма.
Софья кивает, всем своим видом демонстрируя неуверенность. Иван подходит обнять ее:
– Не бойся, все будет хорошо.
Молинари уже разговаривает со своим приятелем и диктует ему адрес.
– Он будет через полчаса, только захватит свои записи. Винс вам понравится, отличный парень. Кстати, а где остальное? Тут только четыре предмета.
– Я заметил, что ты всегда сначала действуешь, а потом думаешь, – отвечает Штарк за Софью. – Давай дождемся твоего реставратора, а потом мы тебе расскажем всю историю. Ты же вроде звал меня на ужин к маме?
– Да, кстати, – вы оба званы. Сегодня в шесть. Мама обещает превзойти себя.
– Ты и ей, что ли, рассказал про картины?
– Ну как я мог промолчать? Это же мама. Ну, вы сами увидите.
Софья больно щиплет Ивана выше локтя. Он закрывает глаза. Какой-то бардак – то ли неаполитанский, то ли московский, думает он. Сейчас не хватало только, чтобы вместо реставратора ворвался взвод крепких мужиков в куртках с надписью «ФБР». С итальянской мамой во главе.
Но ничего такого не происходит. Выясняется, что все трое проголодались, и Софья хозяйничает на кухне, будто сама ее оборудовала. Режет сыр – холодильник загружен едой, – делает бутерброды, варит еще кофе. Молинари смешит ее попытками изобразить старосветскую обходительность и одновременно вполне по-американски помочь женщине по хозяйству. Иван не вмешивается. Он пытается прикинуть сценарий дальнейших событий. Пока ему кажется, что наметившийся милый междусобойчик – взаправду; как бы странно он ни выглядел, ни у одного из присутствующих вроде бы нет ни фиги в кармане, ни камня за пазухой. Вот этим жизнь не похожа на шпионский роман или голливудский триллер, думает аналитик, глядя, как дурачатся любимая женщина и гиперактивный новый приятель.
Одно только по-прежнему непонятно Штарку: почему все это происходит сейчас, двадцать два года спустя после ограбления. Даже полусонного, его не удовлетворило вчерашнее объяснение Софьи. Если гангстер Джимми Салливан сам интересовался судьбой картин, то сразу после того, как он пустился в бега, было относительно безопасно «выйти из подполья»: вряд ли его подручные в такой ситуации стали бы рисковать, вмешиваясь в это дело. А в бега он ударился – Иван достает айпод, чтобы проверить, – в 1995 году! Ну, допустим, об этом широко не сообщалось. Но теперь-то даже в Википедии сказано! То есть информация в какой-то момент стала общеизвестной.
Никакой страх, думает Штарк, не может прожить так долго, если его не поддерживать, не давать для него новых поводов. Да ведь и сидеть на этих картинах тоже должно быть страшно! То есть Софья врет? И если все-таки есть у кого-то здесь камень за пазухой, то у нее?
– Софья, – зовет Штарк. Она оборачивается с кофейником в руке. – Я еще хочу познакомиться с Лори. Это можно устроить?
Он специально говорит по-русски, хоть это и невежливо по отношению к Молинари: итальянцу, возможно, и не стоит встречаться с запуганной подругой Софьи.
Даже не дослушав вопрос, Софья качает головой.
– Нет, с ней встречаться тебе не надо. Она вообще не хочет ни в чем участвовать. Я только разделю с ней деньги.
– Это она неплохо устроилась, – замечает Иван. – Выходит, ты берешь на себя весь риск, а она отсиживается?
Молинари безропотно слушает русский диалог, уплетая Софьины бутерброды. А Софья начинает злиться.
– У нее убили парня, Иван. Что тебе тут непонятно?
– Да, конечно, ты права, – спешит согласиться Штарк. Ссориться совершенно не хочется. А ответ придется искать как-то иначе, и лучше поскорее. Потому что здесь скоро будет проходной двор, и картины надо будет возвращать, пока не случилось что-нибудь неожиданное и необратимое.