Лучше сделать все самой.
Поэтому, засучив рукава, отыскав резиновые перчатки и найдя рулон пластиковых мешков, Юлия принялась за работу.
Внезапно она увидела на одной из полок черствую сайку, початую палку копченой колбасы, несколько яблок и головку чеснока.
Тот спартанский набор, который она видела и в холодильнике Квазимодо в бункере.
Юлии сделалось страшно. Больше всего ее угнетала тишина, поэтому, дабы рассеять зыбкие кошмары, она включила на мобильном музыку. А потом, через какое-то время (кухня уже приняла божеский вид), нашла какую-то радиопрограмму.
— …слав Бэлкловский в гостях. Скажите, что нам стоит ожидать в ближайшие месяцы на политическом Олимпе?
Юлия, державшая в руках грязную тряпку, напряглась. Интервью давал тот самый велеречивый околополитический комментатор, который странным образом затесался в ее кошмар.
— Зороастрийский календарь в этом отношении абсолютно однозначен… — вальяжно грассируя, завел свою любимую пластинку комментатор, а Юлия, рассмеявшись, переключила программу.
А затем, бросив тряпку в ведро и стянув резиновые перчатки, стала лихорадочно вбивать что-то в поисковик.
Не зря прицепился к ней этот политолог, умело троллящий журналистов и слушателей постоянными ссылками на зороастрийский календарь.
Потому что в зороастрийском гороскопе в самом деле имелась белка.
Юлия пробежала глазами характеристику человека-белки. Нет, никакой патологии или угроз. Да и не верила она в подобную чепуху, потому что все это дуриловка и муть, как считал ее отец, по образованию физик.
Мама в этом отношении не была столь категорична, считая, что отец во многом выказывает свое упрямство, столь свойственное родившимся под знаком Тельца.
Дрожащими пальцами Юлия набрала в графах дату рождения отца — и с облегчением вздохнула, когда Интернет выплюнул результат, что по зороастрийскому календарю отец был орлом.
Мама оказалась дельфином, а она сама слоном. Испытывая особое чувство вины, Юлия ввела дату рождения Романа.
Интернет как назло завис, Юлии сделалось не по себе. Неужели это знак свыше, неужели ее муж был по зороастрийскому гороскопу… белкой.
А даже если и так, то что это означало?
Однако Роман оказался ежом. Юлия рассмеялась. Нет, еж — это скорее она сама, колючий и пыхтящий.
На всякий случай она зашла на другой сайт и перепроверила результаты, которые, однако, оказались теми же самыми.
Никто в их семье не был белкой.
Как ни пыталась, Юлия не могла вспомнить точную дату рождения Вероники Ильиничны. И год точно не помнила (та любила напустить туману относительно своего возраста, естественно, занижая его), ни даже точную дату. Что-то в двадцатых числах марта…
А что, если белка — это Вероника? Значило ли это, что она и была… И была Великим Белком?
Если Великий Белк вообще существовал. Он и существовал — во всяком случае, в ее собственном воображении и в ее персональных кошмарах.
Тогда Юлия стала вводить даты рождения своих родных и знакомых. Ворон, лань, верблюд, еще один ворон (ворон ворону, что называется, глаз не выклюет!), лисица, черепаха, паук, вепрь и целых три белых медведя.
Зато ни одной белки.
Посмотрев на часы, Юлия вдруг поняла, что занималась этим явно бессмысленным занятием около двух часов. Поэтому, отложив мобильный, она продолжила уборку.
Можно было нанять бригаду юрких людей, которые вычистили бы особняк, но она не хотела никого пускать в дом родителей. Туда, где и сама жила несколько лет.
Это был ее мир — и только ее. Ее дом, ее крепость.
Ее бункер.
Кухня, которую отец после смерти чистюли-мамы основательно запустил, приняла более-менее сносный вид. Юлия вылила в унитаз очередное ведро с мутной водой, тщательно вымыла руки, не опасаясь смотреть в сторону душевой кабинки, и отметила, что чертова девочка ей давно не являлась.
Неужели она пошла на поправку?
Однако, поднимаясь по лестнице на второй этаж, заметила знакомую фигуру, которая тотчас исчезла, стоило посмотреть на то же место через мгновение.
— Добрый день! — поздоровалась Юлия и прошла в родительскую спальню.
Там царил идеальный порядок — отец там так и не спал после гибели мамы, предпочитая ютиться на софе в кабинете.
Заметив большой портрет мамы, нарисованный ею самой, Юлия ощутила, что у нее на глазах навернулись слезы. И ей было решительно наплевать, ошивалась ли поблизости чертова девочка или нет.