Для обычного крестьянина это был очень странный дом. Помимо света, что исходил из кузницы слева от входа, помещение было освещено белым огнем, помещенным в длинные сосуды, прикрепленные в углах этого высокотехнологичного жилья. Внутренняя отделка тоже была необычна для глаз Богдана. Отполированная ясеневая древесина чередовалась с таким же отполированным чуть желтоватым металлом. Прямо из стен торчали части шестеренок. Они размеренно вращались, создавая непривычное для глаза движение в пустом помещении. Между двумя такими шестернями висела большая картина, роскошь, которую позволяют себе богатые князья. На ней у устья широкой реки были изображены высокие дома со светящимися синими диагональными вырезами, настолько высокие, что в принципе не могли существовать в понимании Богдана.
Мебель тоже была причудлива. Шкафы и стеллажи были выполнены в стиле ар-деко, металл и дерево также перемежались, идеально плотно, без единого зазора подходя друг к другу. Да и вообще все вещи, будь то одежда, или инструменты, лежали в идеальном порядке и гармонии, если такое слово применимо к неодушевленным предметам.
– Налево, – послышалась подсказка за спиной Богдана.
Он повернул налево, к ремесленному столу, боязливо оглядываясь и пытаясь понять, для чего нужны все эти странные приборы на стенах. Там был и бараний рог с металлической панелью и кнопками, латная перчатка, напичканная все такими же шестернями, и необычной формы меч с, едва сверкающим голубоватым огнем, лезвием.
– Прошу, садьсь, – сказал старик, указывая на тяжелый стул возле ремесленного стола.
Оказавшись в окружении всего такого чуждого, вдали от взглядов соседей, Богдан оробел, у него пропал весь пыл спорить и возражать. Он ссутулился и выглядел обычным кротким крестьянином.
– Ну, показывай, что болит, – улыбнулся старик, замечая столь резкую перемену гостя.
Богдан, кряхтя от боли, с трудом стянул свой начищенный черный сапог, предоставляя профессиональному взору мастера обезображенный палец.
Ремесленник, наконец, скинул капюшон, чтобы детально рассмотреть проблему своего клиента. И Богдан понял, почему старик ходил в капюшоне. Половину его лица, левую его часть, заменял металл. Он идеально копировал форму живой половины, он двигался, позволяя старику показывать эмоции, он был пластичен, движениями ничем не отличаясь от оригинала. Но это был металл. Намеренно или нет, были видны тончайшие стыки пластин, да и волос на металлической половине черепа не было. Половина оставшихся волос была длинной, седые, серебряные пряди почти доставали плеча. Было очень удивительно отметить, что искусственная часть лица старика была совсем не старческой. По ней можно было легко определить, каким он был в молодости. Вот единственное, чем отличается металлическая сторона. На ней не было тех глубоких, обильных морщин, что подарила старость ремесленнику.
Оба его глаза, и живой и искусственный, внимательно уставились на опухший палец Богдана. Пациент сидел на стуле, боясь шевельнутся, напуганный и ошеломленный внешним видом старика. Он так и продолжал сидеть, даже после того, как старик своей механической рукой ловко ухватил раздутый палец, слегка надавливая на него, смотря на реакцию Богдана. Тот лишь слегка морщился, почти не чувствуя боли из-за страха. Мастер провел рукой над всей его ступней, освещая его тусклым голубоватым светом, наклонил голову, над чем-то размышляя, а затем многозначительно поцокал языком.
– Все довольно плохо, знаешь ли, – поделился он с Богданом.
– Да? – смог выдавить из себя он.
– Несомненно. Если бы я занялся твоей проблемой недели две назад, все было бы намного легче.
Богдан промолчал, ожидая, что все же будет дальше с его ногой. Да и с ним самим.
– Мои услуги довольно дороги, как и услуги любого ремесленника. Но, как вижу, ты богат, – он чуть улыбнувшись кивнул на сапоги, – так что проблем, я считаю, не будет.
– Проблем? – тихонько спросил он.
– Да. Я бы помог только за одну твою услугу, но у ремесленников есть свой кодекс, не позволяющий заниматься благотворительностью.
– Гхм. Так что в итоге?
– Резать, – коротко и однозначно, не позволяя никаких возмущений, ответил старик, – резать и ставить новую.
– Новую?
Старик постучал пальцем по своей механической руке.
– Аааа… – грустно ответил Богдан и понурил голову.
– Ты не переживай, – ободряюще улыбнулся мастер, – пятьсот серебряных, и твоя нога будет лучше прежней. Никто даже и не заметит, если свои красивые сапоги снимать не будешь.