Возбужденный, с горящими глазами, и ворвался Алеша Карасев в мастерскую ремесленного училища — длинное помещение с низким потолком, уставленное верстаками. И сразу же рванулся к Сене Галкину.
Самое примечательное во внешности Сени — его длинный и тонкий нос, кончик которого был чуть вздернут, отчего выражение Сениного лица всегда было задорным и несерьезным. Сеня легче всех освоился с работой, его худые пальцы ловко выхватывали из ящика мелкие фибровые детали, гайки с наружной резьбой, все это быстро попадало в гнездо ручного пресса, а потом отлетало в правый ящик для следующей операции. Уже через час правый ящик наполнялся, ребята, сидевшие на следующей операции, никак не успевали за ним, завистникам казалось, что Сене попала самая легкая, не требующая затрат труда и времени работа. Были охочие, пересаживались на его место — и ничего не получалось, и на другом месте он работал, как заведенный. Потому и был Сеня Галкин на хорошем счету у мастера, потому и ребята с некоторым удивлением приглядывались к нему.
— Сенька, любишь ли ты кого, кроме себя? Есть у тебя кто-нибудь на фронте? Совесть-то у тебя хоть какая-нито есть? Ты почему мне рогатку не отдал, почему не вернул? Ты же у меня ее брал?
Все это запыхавшийся Алеша Карасев выложил Сене Галкину.
Сеня стоял возле верстака, опираясь локтем о тиски, Алеша наступал на него. Глаза у Сени несколько округлились от растерянности, но все равно лицо его с гонким, вздернутым кверху носом было задорное и несерьезное.
— Ты же у меня ее не спрашивал, дал — и не спрашивал, — пояснил он. — Ты же не спрашивал. Скажи — не так?
— Вона-а! Понятие! — Алеша обессиленно опустился на подвернувшуюся табуретку. Он был сражен ответом Галкина. «Дубина какая-то несусветная, не может понять, что, раз взял у кого-то вещь, обязан вернуть без напоминания. Иначе что же такое будет?» — Галкин, ты же у меня попросил ненадолго, — попытался он вразумить неразумного Сеню, — и должен был сам отдать. Неужели не ясно?
— Так ведь не спрашивал, — тупо повторил Сеня, не меняя выражения своего лица — задорного и несерьезного.
Есть люди, которые все стараются делать нормально, как и прочие, а с ними происходит черт знает что. Таков и Сеня Галкин. «Тут со мной такое было, такое… — еще при первом знакомстве стал рассказывать он. Рассказывая, сокрушенно покачивал стриженой и удлиненной головой. — Тетушка говорит: „На тебе, Сенюшка, деньги на часы, большой ты стал, вот в ремесленное поступаешь, самостоятельным скоро будешь. Сходи, говорит, в магазин, купи“. А я на Сенную пошел, видел — там продают всякие часы, не как в магазине, где одни „кировские“, карманные. И пошел. Куплю, думаю, на Сенной, еще дешевле станет. И ведь купил! Хорошие такие часы, красивые. Ходили. А как за ворота вышел с рынка — чую, встали. Потряс — опять стоят. Я бегу к тому, у кого купил, запомнил его. Искал, искал, а он как сквозь землю провалился. Продал, оказывается, и ушел. Тогда я иду в мастерскую на улице Свободы: почините, мол, чегой-то встали, не ходят. А мастер открыл их и говорит: „Тут и ходить-то нечему, механизма нету, одни крышки“. Как, говорю, одни крышки, они же ходили? „На рынке, что ли, покупал?“ Это он мне. Где же еще! Сам слушал — ходили, как миленькие, не могли они без механизма ходить. Это только у иллюзионистов такая чертовщина может быть. „Вот на „иллюзиониста“ ты и нарвался, подменили тебе их, надули тебя, парень. Незачем было на рынке покупать. Так-то!“ Тут я и понял: заменили мне, пока я деньги ему отсчитывал. После этого почти каждый день на Сенную бегал, искал того жулика…»
Ребята спрашивают: «Так и не нашел?»
«Какое!» — безнадежно взмахнул рукой Сеня.
Все, конечно, ржут, а Сеня в обиду: «Ну, чего вы, я без часов остался, а вы впокатышку».
— Какая же ты скотина, Галкин, — в отчаянии высказался Алеша, все еще пытаясь разбудить Сенину совесть. — И говоришь по-скотски. Я, может, из-за тебя героический подвиг прозевал. Напоминать тебе было! Капли порядочности нету!
— Ругателей-то как много, — добродушно пропел Сеня, с любопытством разглядывая рассерженного Алешу и не понимая, какая может быть связь между рогаткой и героическим подвигом. — А чего ругаться-то? Сказал бы — отдал.
— Говорить с тобой, как с пнем. — Алеша не мог облечь в слова весь тот гнев, который клокотал в его груди. Махнул потерянно рукой. — Чего там…
Ребята из первой смены уже закончили работу, сдавали мастеру инструмент. С дальнего конца мастерской из-за верстака вывернулся рыжий и лобастый Венька Потапов. С Алешей он дружил, жили они в одном поселке.