— Разумеется, сеньор, закрывайте. Смотреть в лесу все равно не на что, а так будет меньше дуть.
За время поездки я продрог до костей и пару раз даже ловил себя на желании выбраться наружу и пробежаться рядом с экипажем. И уже немного жалел, что опрометчиво отказался от великодушно предложенного попутчиком бренди.
Глинтвейн! Как только приедем в Стожьен, непременно пошлю Хорхе за подогретым со специями вином. Корица, мед, изюм, цукаты…
Какое-то время я пытался задремать, но из-за тряски нисколько в этом не преуспел. Тогда вновь стал перебирать пальцами четки и не закончил еще и первого круга, как дилижанс дернулся и остановился столь резко, что нас едва не сбросило с сидений.
— Святые небеса! — не удалось сдержать мне раздраженный возглас. — Сейчас-то что?!
Прежде чем я нашарил засов и распахнул дверцу, сеньор де ла Вега беспечно усмехнулся.
— Полноте, магистр! — зевнул он, поправляя сбившийся берет. — Увязли в грязи, только и всего. Сейчас наши попутчики вытолкают дилижанс, и поедем дальше.
И точно — с улицы донеслись взволнованные голоса пассажиров из отделения для черни.
Я вздохнул и зло пробурчал:
— И надо было только сворачивать с тракта…
Выйти и помочь товарищам по несчастью мне и в голову не пришло. Не затем двойной тариф платил, чтобы месить ногами дорожную грязь. Справятся и без нас!
Не справились. В дверцу постучали, и это поразило даже сильнее неожиданной остановки.
— Неужто так сильно увязли? — нахмурился я. Сломайся ось или отвались колесо, дилижанс бы перекосило, а тут просто остановились.
— Ну что ж, магистр, — вздохнул Сильвио, — давайте облегчим работу лошадям…
Он положил скьявону на сиденье, я тоже вещи брать не стал, толчком распахнул дверцу и выпрыгнул на дорогу. Подошвы проломили корку подмерзшей грязи, под ногами мерзко чавкнула бурая жижа. Я поспешно переступил на чистое место, тряхнул сапогом и лишь после этого посмотрел на сгрудившихся у дилижанса пассажиров, их неестественные позы и перекошенные от страха лица. Сразу подался назад, но наткнулся спиной на южанина и замер с разведенными в стороны руками.
А кто бы на моем месте не замер? Нацеленный в грудь арбалет не тот аргумент, который проигнорирует разумный человек. Да и не всякий неразумный рискнет дернуться. Жизнь дороже.
— Грабки к солнцу, оба два! — потребовал худой дядька с волчьим взглядом — тот самый бродяга, которого мы подобрали по дороге.
Каторжанский жаргон в заблуждение не ввел: обычным ограблением здесь и не пахло. Недаром скалился в бороду дюжий охранник и поигрывал кистенем кучер, а юнец-форейтор хоть и приглядывал за лошадьми, но за пояс у него теперь были заткнуты потертые ножны с пехотным тесаком.
— Не дурите, сеньоры, и никто не пострадает, — обнажил кучер в насквозь фальшивой улыбке гнилые зубы и резко крикнул: — Оружие не хватай! Не хватай, я сказал!
Бродяга перевел арбалет на Сильвио, и тот поспешно отвел руку от пояса с дагой. Я воспользовался оказией и отступил к своим товарищам по несчастью.
Те все как один были людьми дородными, таких болт насквозь не прошьет, в мясе засядет. А пока самострел не разрядят, до леса бежать нельзя: дилижанс будто нарочно остановили точно посреди поляны. Что от одной обочины, что от другой деревья отступали никак не меньше чем на двадцать шагов. Да и кусты с редкими пожухлыми листьями и строевые сосны не лучшее укрытие от преследователей. Затеряться среди них не выйдет.
Ангелы небесные! Раньше мне ничего не стоило отвести болт в сторону одним лишь усилием воли, сейчас же приходилось идти на всяческие ухищрения, лишь бы только коснуться небесного эфира. Без предварительной подготовки ущербный колдовской дар помочь в скоротечной схватке не мог.
Хорхе кинул на меня быстрый взгляд, я в ответ едва заметно кивнул. Случайные лесные разбойники еще могли отпустить обобранных до нитки жертв, а этим ловкачам живые свидетели — что кость в глотке. В лучшем случае полоснут ножом по горлу — и в канаву.
— Грош, не спи! — скомандовал кучер, и тут же кто-то выдернул из ножен на поясе мой кинжал.
Ехавший с нами румяный молодчик шагнул к Сильвио, но обезоружить дворянчика не успел. Хорхе в один миг очутился у него за спиной и приставил к горлу кованую бритву. Когда он успел ее раскрыть, не заметил даже я.
— Мы уходим, сеньоры! — объявил слуга, стоило лишь мне укрыться за ним от стрелка.
Бородач шагнул, занося топор, и Кован рявкнул: