После замужества женщина обычно сохраняла свое собственное имя; так, жена Лоренцо продолжала называться донной Клариче Орсини; иногда, однако, жена могла добавить имя мужа к своему собственному - Мария Сальвиати де Медичи. В средневековой теории брака предполагалось, что любовь между мужем и женой будет развиваться в ходе разнообразных супружеских отношений в радости и горе, благополучии и невзгодах; и, очевидно, в большинстве случаев это ожидание оправдывалось. Ни одна любовь юности к деве не могла быть глубже и вернее, чем любовь Виттории Колонны к маркизу Пескара, с которым она была обручена с четырех лет; ни одна верность не могла быть сильнее, чем верность Елизаветты Гонзага, сопровождавшей своего искалеченного мужа во всех его несчастьях и изгнаниях и верной его памяти до самой смерти.
Тем не менее, прелюбодеяние процветало.49 Поскольку большинство браков среди высших классов были дипломатическими союзами экономических или политических интересов, многие мужья считали себя вправе завести любовницу; а жена, хотя и могла скорбеть, обычно закрывала глаза - или губы - на оскорбление. Среди среднего класса некоторые мужчины считали адюльтер законным развлечением; Макиавелли и его друзья, похоже, не задумывались о том, чтобы обмениваться записками о своих неверностях. Когда в таких случаях жена мстила за себя подражанием, муж как бы не замечал этого и носил свои рога с изяществом.50 Но приток испанцев в Италию через Неаполь, Александра VI и Карла V привнес в итальянскую жизнь испанское "чувство чести", и в XVI веке муж почувствовал себя обязанным наказывать измену жены смертью, сохраняя при этом свои первозданные привилегии в неприкосновенности. Муж мог бросить жену и при этом процветать; брошенная жена не имела иного выхода, кроме как вернуть свое приданое, вернуться к родственникам и вести одинокую жизнь; ей не разрешалось выходить замуж снова. Она могла поступить в монастырь, но там требовалось пожертвование из ее приданого.51 В целом в латинских странах прелюбодеяние допускается как замена развода.
IV. ЧЕЛОВЕК ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Сочетание интеллектуальной свободы и морального освобождения породило "человека эпохи Возрождения". Он не был настолько типичным, чтобы заслужить это звание; в ту эпоху, как и в любую другую, существовала дюжина типов людей; он был просто самым интересным, возможно, потому, что он был исключительным. Крестьянин эпохи Возрождения был тем, кем всегда были крестьяне, пока техника не превратила сельское хозяйство в индустрию. Итальянский пролетарий 1500 года был похож на тех, кто жил в Риме при Цезарях или Муссолини; профессия делает человека человеком. Бизнесмен эпохи Возрождения был похож на своих сверстников прошлого и настоящего. Священник эпохи Возрождения, однако, отличался от средневекового или современного священника; он меньше верил и больше наслаждался; он мог заниматься любовью и войной. Среди этих типов была поразительная мутация, спорт вида и времени, тип человека, о котором мы думаем, когда вспоминаем Ренессанс, тип уникальный в истории, разве что Алкивиад, увидев его, почувствовал бы себя заново родившимся.