Мы уже рассматривали встречу короля и папы с точки зрения Александра. Карл вел себя сдержанно: он попросил лишь свободного прохода через Лаций для своей армии, опеки над папским пленником Джемом (которого можно было бы использовать как претендента и союзника в кампании против турок) и компании Цезаря Борджиа в качестве заложника. Александр согласился; армия двинулась на юг (25 января 1495 года), Борджиа вскоре сбежал, и Александр мог свободно реформировать линию своей дипломатии.
22 февраля Карл с несокрушимым триумфом въехал в Неаполь под балдахином из золотой ткани, который несли четыре неаполитанских дворянина, и был встречен ликованием населения. В знак признательности он снизил налоги и помиловал тех, кто противился его приходу; по просьбе баронов, управлявших внутренними районами, он признал институт рабства. Считая себя в безопасности, он расслабился, чтобы насладиться климатом и пейзажами; он с восторгом писал герцогу Бурбонскому, описывая сады, среди которых он теперь жил, не хватало только Евы, чтобы стать раем; он восхищался архитектурой, скульптурой и живописью города и планировал взять с собой во Францию подборку итальянских художников; тем временем он отправил во Францию партию украденных предметов искусства. Неаполь так очаровал его, что он забыл об Иерусалиме и своем крестовом походе.
Пока он бездельничал в Неаполе, а его армия наслаждалась уличными женщинами и тушеным мясом и подхватывала или распространяла "французскую болезнь", за его спиной организовывались неприятности. Неаполитанские дворяне, вместо того чтобы получить вознаграждение за помощь в свержении своего короля, во многих случаях были лишены своих поместий в пользу бывших анжуйских владельцев или для уплаты долгов Карла его слугам; все государственные должности были отданы французам, и от них нельзя было получить ничего, кроме взяток, оскорбительно превышающих неаполитанские обычаи; Оккупационная армия добавила к этому оскорбление открытым презрением к итальянскому народу; за несколько месяцев французы истощили свой прием и заслужили ненависть, которая с ожесточенным терпением ждала возможности изгнать захватчиков.
31 марта 1495 года стойкий Александр, раскаявшийся Лодовико, разгневанный Фердинанд, ревнивый Максимилиан, осторожный сенат Венеции объединились в лигу для совместной защиты Италии. Королю Карлу, шествовавшему по Неаполю со скипетром в одной руке и шаром - предположительно, глобусом - в другой, потребовался месяц, чтобы понять, что новый союз собирает против него армию. 21 мая он оставил Неаполь на попечение своего кузена, графа Монпансье, и повел половину своей армии на север. В Форново, на реке Таро, на территории Пармы, его 10-тысячное войско обнаружило, что путь им преградила 40-тысячная армия союзников под командованием Джанфранческо Гонзага, маркиза Мантуи. Там, 5 июля 1495 года, произошло первое настоящее испытание французского и итальянского оружия и тактики. Гонзага, хотя и сам сражался храбро, неправильно распорядился своими силами, так что в битве участвовала лишь половина из них; итальянцы не были морально готовы к сражению с воинами, не дающими сдачи, и многие из них бежали; шевалье де Байяр, двадцатилетний юноша, явил своим людям вдохновляющий пример безрассудной храбрости, и даже король сражался доблестно. Сражение было нерешительным; обе стороны претендовали на победу; французы потеряли свой обоз, но остались хозяевами поля; и ночью они беспрепятственно продвигались к Асти, где их ждал Луи, третий герцог Орлеанский, с подкреплением. В октябре Карл, с испорченной репутацией, но с целой кожей, вернулся во Францию.