– Все чисто, мой аграт, – доложил десятник, сдвигая тяжёлую створку невысоких обитых железом ворот.
Если кто за ними и наблюдал, так не выдал себя ни стрелой, ни криком. Непривычный к неблагородным трудам скакун, перемахнув широченный двор, едва угомонился у входа в башню. Багдо аэт Юди скинул плащ, отвернул полог, осторожно вытащил из возка худенькое тело дочери. Сграбастал его в охапку и почти бегом ворвался в полутёмное помещение первого этажа. Сотник держался бок о бок с ним, в каждой руке по мечу. С площадки где-то под потолком их окликнул молодой воин, подсветив факелом лестницу:
– Сюда, мой аграт!
Тот, тяжело топоча, взлетел по крепким, даже не пискнувшим ступеням, глянул вправо-влево. А десятник с парой воинов уже сигналят факелами в конце широкого гулкого коридора: сюда, мол, к нам. Как ни легка Ксейя, добежав до них, аграт взмок и начал задыхаться. Собственные руки боролись с ним, норовя разжаться и выпустить драгоценную ношу. Сотник молча загнал мечи в ножны за спиной и протянул руки – юная агрия перекочевала в его объятья. А господин, вытянув мечи, поблагодарил старого друга взглядом, обернулся и разглядел на возносящейся вверх лестнице воина.
– Сюда, мой аграт, – выдохнул тот, нависая над перилами. – Десятник уже наверху. Путь свободен.
На следующем этаже аграт притормозил. Десятник подменил сотника, тихо баюкая бесчувственную девушку, выросшую на его руках. Аэт Юди ещё раз проштудировал клочок бумаги, хотя и вызубрил его дорогой. Он сориентировался, и отряд бесшумно скользнул в нужный коридор. Снова лестница и снова коридор, и снова обмен ношами, и сплошная темень вокруг. Ни отблеска живого огня, ни звука – цитадель мертвей мёртвого. А ведь здесь непременно должны быть и слуги, и ещё кто-нибудь полезный. Видать, и впрямь наступили те самые таинственные дни – Внимающие удалили всех, избавляя себя от нескромных глаз.
Сколько они пропахали лестниц – аграту иной раз казалось, будто и башню-свечку давно прошли насквозь. Уже на небо лезут...
– Здесь, мой аграт, – одними губами прошептал десятник, вскидывая руку у массивных дверей.
По всей видимости, они забрались под самую крышу башни.
– Оставайтесь здесь, – приказал Багдо аэт Юди, принимая у сотника тело дочери.
– Но!.. – возмутился тот.
– Открывай, – дал отмашку аграт, не глядя на друга.
И всё. И никто уже не посмеет противоречить господину, когда зазвенела в его голосе бездушная сталь. Только-только успели отскочить к стенам узкой площадки, как море света выплеснулось на неё, и аграт нырнул в него с головой. Двери за его спиной захлопнули верные руки. Пятеро бывалых воинов прилипли к окованным доскам: ни звука, ни отсвета, ни надежды прийти на помощь. Сотник, не выдержав, потянул на себя огромное бронзовое кольцо – двери даже не дрогнули. А ведь пару минут назад распахнулись безо всякого!
– Остановись, – глухо осадил его десятник, сжав руку. – Бесполезно.
– Остановись! – пронзительно вскрикнули в глубине немалой залы.
И аграт замер. Попривыкшие к темноте глаза взбунтовались, забурлили злыми слезами – не проморгаться. Он взъярился и решительно шагнул вперед.
– Замри! – властно приказали из холодного облака света, раздувающегося в центре залы. – Не смей двигаться!
Голос высокий женский. Дотоле убийственно яркий, застывший свет заходил волнами, забурлил, ввинчиваясь куда-то в центр, как вода в воронку. По сторонам проступили стены, какая-то мебель, высокие напольные подсвечники – аграт скорей угадывал предметы по очертаниям, чем мог разглядеть. Сверкнули радужными искрами стеклянные бока трёх... гробов? А они бывают стеклянными? Нужны такие? Свет поблёк, завис развесистым грибом над громадным круглым столом в самом центре залы. И всё подрагивал, собирал морщины на самой макушке гигантской шляпки, гонял волны по грибной ножке.
Серые балахоны! И как сразу не разглядел? Три Внимающие с молодыми сильными фигурами осторожно стаскивали со стола безжизненные тела девочек. Трёх девчонок! Четыре старухи вились вокруг, хлопотали, заглядывали в бледные детские личики, оттягивали веки. Сморщенные руки летали над беспамятными телами – колдуют или ещё что? Три Внимающие сомкнувшись плечом к плечу, отгородили от аграта стол – тёмные маски над сжатыми побелевшими губами застыли угрожающе.
И что? Что теперь? Дальше-то что делать?! В голове отчаянно бухает: опоздал! Всё, чему суждено было сбыться, случилось без него! А он опоздал, и Ксейя не вернётся! Не вернётся к нему та его Ксейя, а останется эта... Эта?! Вот эта бескостная кукла с гнусным отродьем темноты в её светлой умненькой головке?! Этот бесформенный кусок мяса, обманом обернувшийся и представший перед ним в любимом облике?..