И попала, так попала
Странная штука природа. Чего в ней не коснись – никакой симметрии. Никакой смысловой закруглённости и законченности образа. Возьмём, к примеру, ту же Франсуазу Саган: стерва, прожигательница жизни, скандальная репутация и всё в таком же духе. А тетка была умнейшая! Почему бы при таком уме не наделить человека приличной сдержанностью в манерах и обтекаемым характером. Идеал, так идеал, и не стоило так мелочиться, создавая талант. И так с каждым гением, кого не возьми. Недаром мадам Франсуаза сокрушалась, что вся наша жизнь подтверждает: приходя в этот мир, мы плакали не напрасно.
Прямо накаркала стерва – недаром мне их Наполеон никогда не нравился. Думается, при моём-то везении я в младенчестве визжала сутки напролёт. Ибо первым мне подгадило происхождение – батюшка покойный подвёл. Крестьянский сын из полуграмотной семьи обладал грандиозным интеллектом и нешуточной пробивной силой. Достиг немалых высот: четыре класса, два университета, должность. В числе прочих побед батюшка числил меня: умную, пробивную, в меру приличную и бесконечно самостоятельную. И жену, добытую в недрах безнадежно-непрошибаемой московской интеллигенции, так называемого старого толка. Мой здоровый, пролетарский по всем показателям организм матушка инфицировала некоторыми элитарными вирусами. Большинство из них терпимы, а вот патологическая неспособность «отказывать» аномальна, неполноценна и вообще противоестественна! С этой бедой я боролась, не покладая рук, до шестидесяти двух лет. А на шестьдесят третьем расслабилась и тотчас попалась: глупо, обидно, безвозвратно.
И всё из-за свекрови. Хотя покойница не так уж и виновата: всяк имеет право попросить. Да не всякий настолько туп, что соглашается исполнить просьбу вопреки реакции организма. А ведь мой организм тогда протестовал изо всех сил. И прежде всего там, в душе, что нынче досконально разложена по параграфам. Есть, к примеру, что-то, чего ты не понимаешь. Есть неприемлемое для тебя в той или иной степени. Но существует также нечто, во что твой мозг даже не стремится окунаться. И здесь я с ним солидарна: к лешему всю эту йогу, рекламу и мистику. Особенно последнее.
И до последнего времени я твёрдо придерживалась нашей общей политики. Аккурат до того дня, когда ступившая на край могилы свекровь поведала мне совершенно ненужную эпическую тайну своего рода – женской его половины. Хотя на первых порах я отнеслась к откровениям бедной женщины философски. Говоря проще: никак.
А ведь, как мне повезло! Я вышла замуж за настоящего джентльмена. Правда, английского, но это ничего, не страшно. Отбатрачив на ниве совместных англо-российских контор пять лет, мой джентльмен нахватался плебейской скверны. Обрусел назло породе, и мы сошлись – паз в паз – зажив неожиданно дружно. Матушка его была напыщенной, чопорной жительницей британской глубинки. Той самой патриархально-уголовной английской деревни, где процветают все эти мисс Марпл. Надо отдать должное: едва свекровь попробовала меня на зуб и убедилась, что сынишка попал в хорошие руки, она стала мне добрым другом. Бабулька умудрилась влиться в нашу интернациональную струю, что сократило между нами потенциально непреодолимую дистанцию.
Но счастье, как известно всякому русскому, весьма недолговечно. Всего сорок лет спустя моё неправдоподобное везение испортилось: у свекровки обнаружился свой природный загиб. И она не постеснялась порадовать им невестку. До того момента, я искренно верила, будто моя миссис просто самоотверженная мать: целых восемь сыновей и вдогонку дочь. Но, оказалось, что героиня-то она идейная. И не просто так бесхитростно отдавала должное природе, восставая против абортов, как вмешательства в божий промысел. Нет, свекровь целеустремленно шла к великой цели: заиметь дочь. Восемь раз судьба над ней поиздевалась, но на девятый устала. Сменила игрушку, и выстраданная девочка Джоан увидела свет.
Причём лишь для того – до сих пор поражаюсь – чтобы продолжить династию каких-то там жриц какого-то дурацкого Ордена Отражения! Пресловутое жречество передавалось в роду свекрови из поколения в поколение, бес его знает, сколько веков. Особых усилий или затрат не требовало. Вообще-то, оно сводилось к одному единственному ритуалу, проводимому раз в десять лет. В определённый день тётки собирались у громадного зеркала непонятной природы, вмонтированного в стол подозрительного происхождения. Укладывались на него всей толпой: и молодые, и старые. Зеркало активировалось неизвестной силой немыслимо-космической природы. Затем какое-то время бесновалось огненным заревом, совершенно холодным на ощупь. А потом, как ни в чем не бывало, возвращалось в первобытное состояние ещё на десяток лет.