— Где остальные? — как можно суше справился Вениамин Аркадьевич, в упор разглядывая капитана. Молод, даже слишком молод — лет тридцать, не больше, крепыш — наверняка, вместо того чтобы почитать книжку в свободное время, таскает штангу или машет ногами в спортзале. Одет небрежно, костюм выглядит, как будто он в нем спит, галстук с рубашкой совершенно не сочетается. И туп, определенно непроходимо туп, с первого взгляда видно. Портфель наверняка одолжил у кого-нибудь для солидности, а на самом деле таскает мятые бумажки просто в карманах.
— В командировках. Есть первые данные на пивовара Маркова. Он был судим, и потому сведения о нем имеются в первом спецотделе МВД. Выяснили, что в столице он в принципе не жил, то есть проводил достаточно большое количество времени, поскольку владел здесь пивоваренными заводами, но дом у него в Нижнем Новгороде, а в последнее время его деловые интересы переместились скорее в Ростов. Совместно с руководством МУРа было принято решение направить в Нижний Новгород и Ростов по оперативному работнику, соответственно Поспелова и Вулиха. А побеседовать с его московскими подчиненными я собирался сегодня-завтра, не возражаете?
— Не возражаю, — буркнул Вениамин Аркадьевич. — Продолжайте.
— Вот протоколы допросов свидетелей с места происшествия: депутата Хайкина, его телохранителей, гувернантки, которая, правда, была в шоке от увиденного и мало что смогла рассказать…
— Чьей гувернантки, — перебил Штур, — Хайкина или его телохранителей? Выражайтесь яснее, пожалуйста.
— Гувернантка была с девочкой, никакого отношения к Хайкину не имеющей. Фамилию девочки я указал в рапорте, — невозмутимо ответствовал Владимиров. — Кроме того, опрашивал и родителей Арбатовой, выяснил, с кем она ближе всего контактировала по работе — это ее менеджер Вешенка и автор — Дубров. С ними я еще не встречался. — Капитан покосился на пепельницу на столе и, не спросив разрешения, закурил. — Тарасенков фигура, по-моему, самая значительная, но пока о нем ничего узнать не успели, если, конечно, не считать того, что и так всем известно. Телохранителей я тоже пока не отрабатывал, хотя даже предполагать смешно, что мишенью был кто-то из них. Если бы их хотели убрать…
— Довольно предположений, — оборвал Штур. — Какие на данный момент сложились рабочие версии?
— Ну, если в общих чертах, я думаю, стреляли в кого-то одного из потерпевших. Наверное, не в Арбатову, поскольку она живет в Покровском-Глебове и есть не опровергнутое пока ничем предположение, что она и раньше проходила мимо этого «форда». Если, конечно, автомат не был запрограммирован на конкретное время. И, скорее всего, не в Маркова — он, если бы не подошел к Арбатовой, не оказался бы в зоне стрельбы. Получается, что в Тарасенкова, хотя и тут нет уверенности, что он двигался строго запланированным маршрутом в строго определенное время. Есть и еще одна неувязочка. Была же еще одна жертва — собака Хайкина, которая бросилась на Арбатову как раз перед тем, как началась пальба. Может, это ее резкие движения спровоцировали автомат? Ну, я хотел сказать, в компьютере мог произойти какой-то сбой…
От такого обилия невнятных, непродуманных, безосновательных версий у Вениамина Аркадьевича просто голова пошла кругом.
— Может, вы еще бабочек сюда приплетете? — возмущенно воскликнул он. Бабочка села на кончик ствола и спровоцировала стрельбу — звучит не менее стройно и правдоподобно. И вообще, у вас получается, что организатор убийств действовал наобум. Только предполагая, где и когда появятся его жертвы. А он должен был знать наверняка. И знал. А мы должны узнать, откуда он знал. Более того, хочу вам напомнить: раскрытие преступления включает в себя не только выяснение того, была ли у убийцы возможность его совершить, но и установление мотива. И в данном случае — это первоочередная задача.
Вениамин Аркадьевич перевел дыхание. Ох и нелегкая это работа втолковывать прописные истины. Чему только их учат?!
— Выяснили, сколько времени прошло с момента воссоединения компании потерпевших до начала стрельбы?
— Три — пять минут, точнее никто сказать не может.
— И в эти три — пять минут что-нибудь происходило с жертвами или вокруг них?
— Я просмотрел видеозапись с камеры слежения, установленной примерно в ста метрах от места убийства…
— Что? — Вениамин Аркадьевич подумал, что он ослышался. Имеется, оказывается, такая улика, а капитан до сих пор не удосужился о ней упомянуть. — Почему я узнаю об этом только сейчас?
— Дело в том, что камера была нестатичной, она поворачивалась, описывая угол в 120 градусов, и поэтому потерпевшие были в кадре не все время. Камера фиксировала их, только находясь в своем крайнем левом положении, и из того, что видно на записи, нельзя однозначно выяснить ни точное время между встречей и выстрелами, ни имели ли место какие-то события или факты, спровоцировавшие стрельбу. А «форд» вообще находился в «мертвой зоне», и его на пленке нет.
— Но почему я до сих пор не видел этого материала?
— Кассета у экспертов. Они должны проверить, не испорчена ли запись, и обещали сделать для вас копию. Но, видимо, пока не сделали. А из свидетельских показаний следует, что между встречей и выстрелами все-таки ничего странного не происходило. Гувернантка гуляла с девочкой, и Хайкин появился с собакой и телохранителями, но он был слишком далеко и в стороне, а автомат в том направлении даже не поворачивался. Я вот что думаю, возможно, когда жертвы остановились, компьютеру просто понадобилось некоторое время, чтобы зафиксировать цель, навестись, опустить стекло в машине…
— Хватит, — прервал Штур. — Я сыт по горло вашими домыслами. Нужно ли было время автомату или не нужно было, покажет экспертиза, и от вашего мнения ее результаты не зависят.
— Но экспертизу обещали не раньше, чем дней через пять… — попытался возразить капитан.
— Правильно, значит, будем работать, не дожидаясь манны небесной от экспертов. Поскольку вы включены в мою группу — с вашим начальством договорено, — работайте по моему плану. Еще раз допросите всех на территории комплекса, особенно тех, кто так или иначе связан с охраной, проверьте окружение Тарасенкова, особенно на предмет общедоступности его рабочего графика, и, конечно, съездите на завод Маркова. Я постараюсь встретиться с Паком и Арбатовой. А сейчас обзвоните, пожалуйста, Вешенку и Дуброва и попросите подъехать сюда сегодня же в удобное для них время.
Пока Владимиров висел на телефоне, Вениамин Аркадьевич просмотрел протоколы. Приходилось признать, что сделано не так уж мало. Но конечно, работа велась совершенно бессистемно. Зачем было тратить драгоценное время на родителей Арбатовой, которые никуда бы не делись, чтобы потом его не хватило на качественный допрос охраны и администрации «Покровского-Глебова». Да и допрос Хайкина какой-то бесхребетный…
— Вениамин Аркадьевич, — прервал его размышления Владимиров, — Дубров будет в четыре, а у Вешенки сегодня все расписано по минутам, и он, может быть, сможет подъехать завтра во второй половине дня.
— Хорошо, вас я больше не задерживаю. Но о результатах своей деятельности прошу сообщать мне хотя бы два-три раза в день и рапорты или обзорные справки передавать вовремя.
Денис Грязнов. 22 июня
Люди, как известно, отправляются на рыбалку с самыми разными намерениями. Когда дядя и Турецкий приглашали Дениса, он обычно легко давал себя уговорить: во-первых, не так уж часто удавалось им выбраться, а во-вторых, эти попойки на свежем воздухе его не тяготили — старая гвардия что-что, а пить умела. Сегодня же он согласился лишь по одной причине: испробовать новый рецепт ухи, и с одним условием: не полагаться на удачу и всем необходимым, рыбой в первую голову, запастись заранее. А там можно и порыбачить, почему нет.
Началось все с нервотрепки: достойного трехкилограммового сомика и шевелящихся еще (хотя и слабо уже) раков удалось купить, только когда свернули с трассы к Клязьминскому водохранилищу, при въезде в Новоалександровку, до того попадалось черт его знает что. Потом Денис на правах «молодого» возился с костром, с сырым по неизвестной причине, видимо от ночной росы, хворостом, а старички грелись водочкой и принимать участие в кулинарном действе отказывались, только подгоняли. В итоге, когда он разжег огонь, вскипятил воду в котелке, нарезал лук, изрубил морковь, они уговорили бутылку и были уже теплыми, зато раки оцепенели. Турецкий ткнул тлеющим с одного конца прутиком в брюхо самому матерому, но тому было уже все равно.