В результате на самом съезде даже руководитель союза Лев Кулиджанов делал отчетный доклад не будучи делегатом!
Голосование и здесь провели "по Божовичу". Из 599 голосовавших 269 сказали Кулиджанову нет. А пять лет назад, на предыдущем съезде у него не было ни одного голоса против. Просто чудеса! Ни дать ни взять - явление массового гипноза под конъюнктурным напором... Революционный буйный зал - таким он смотрелся со стороны, по сути оставался все той же "советской общественностью", всегда охотно впадавшей в массовый раж тогда, когда это ей разрешало начальство.
А начальство к тому моменту уже высказалось.
Только что на XXVII съезде КПСС Михаил Горбачев оборвал ритуально подобострастные излияния в его адрес Льва Кулиджанова - оборвал во всеуслышание. Все поняли - данный персонаж верхам не угоден. Значит, можно топтать. И вытоптали.
А вот доклад на съеде КПСС самому генсеку готовили, понятно, спичрайтеры. Кто мог вписать туда слова о серьезных претензиях партии к кинематографу? Тот, кто курирует идеологию. А кто ее тогда курировал? Всем известно: Александр Николаевич Яковлев. Он тогда еще не изменил Горбачеву, помогал ему на скорую руку ваять перестройку, действуя по принципу: сначала врежем, порушим, а там посмотрим, что делать дальше.
Так что, V всесоюзный съезд кинематографистов со всеми его катастрофическими результатами не с неба свалился, а готовился заранее и, как видим, готовился издалека и тщательно.
Талантливая Майя Туровская, думаю, сильно заблуждалась, сообщая: "Когда нас потом спрашивали, не была ли эта революция спущена нам сверху, это был смешной вопрос. Все это для нас самих было полной неожиданностью".
"Для вас самих", хочется сказать, может быть, и было неожиданностью, но задаваемый вопрос совсем не столь смешон, как может показаться. Ведь тот, кто "спускал революцию" сверху, чуть позже сам откровенно признался, что "спускал"...Все было учтено, даже непременная ставка на тех, "кто был никем". Понятно было, что эти-то всё снесут на своем пути, прорываясь к власти, чтобы, если повезет, стать хоть "чем-то". "Массовка" добросовестно и с полной самоотдачей отработала заказ.
Сценарист Анатолий Гребнев, успешно прошедший горнило тех голосований, тем не менее спрашивал себя в дневнике, осмысляя случившееся: то было "задумано или стихийно?" И отвечал: "Пожалуй, и то, и другое...". То-есть уже по горячим следам не отрицал, что задумано было тоже.
Так что, к числу многих утрат, понесенных от стараний Александра Яковлева, можно смело причислить и отечественное многонациональное кино. Видимо, в памяти тех, кто выжил после перестройки, он так и останется в роли архитектора действительно назревших перемен, но проведенных ошеломляюще бездарно. А, может, и преступно бездарно.
Нет необходимости в очередной раз описывать топот зала, вопли из рядов, шумные захлопывания и сотрясения стен Большого Кремлевского зала к ужасу охраны - многими уже рассказано о том, как озвучивала себя безответственно спущенная с верхов "свобода", ошалевшая от разрешенности.
При всем при том, на съезде кинематографистов так ничего и не было сказано про то, как все-таки реорганизовать киносистему, чтобы подвигнуть ее к небывалам свершениям. В основном состязались в обличительном красноречии, держа в уме так выделиться, чтобы потом тебя не забыли при распределении ролей в новой пьесе. Запомнились В.Меньшов, пришедший в ослепительно белом костюме и грозно всех предупредивший, что главное случится завтра - при голосовании, а еще - взвинченный Э.Лотяну, рассудительный Владимир Наумов - они говорили вроде бы "в духе момента", но тоже никуда избраны не были, хотя явно хотели. Но того же хотели не только эти - талантливые, сделавшие замечательные фильмы, но и неудачники, серые, истосковавшиеся по регалиям и льготам, по фестивалям и поклонению. А их в зале было намного больше. Они и ломили. На радость подстрекателям.
Описывая съезд, Любовь Аркус и Дмитрий Савельев в энциклопедии "Сеанса" констатируют: " Ни по одному из основополагающих вопросов дальнейшего существования отрасли - форма собственности, структура подчинения, цензура, авторское право etc. - конструктивных решений на съезде не принимают". Тот же А.Гребнев подтверждает, что не о будущем кино и своей профессии думали, не об "искусстве в себе" говорили, а о персональных жердочках в нем, которые теперь освобождались и которые стремились занять: "Конечно, это бунт. Неуправляемая стихия..., единая, пожалуй, только в одном - в общем каком-то вопле: "Вы нам надоели! Все, все! Хотим - новых". Говорили - "хотим новых", а подразумевали - "хотим себя".
На третий день съезда цель была достигнута.