Разница между тем, как он рассказывал о своей девушке, и этим насмешливым замечанием была столь разительна, что по спине снова побежали мурашки. Да что же с ней такое? Никогда раньше она не позволяла своим эмоциям мешать в работе: как бы хорошо или плохо не было Люси, Люсьена Сердоболия, репортёр известной телекомпании, всегда оставалась спокойной и уверенной в кадре, вызывая восхищение и зависть своих коллег. Но сегодня эта привычная броня впервые дала трещину. Одного взгляда внимательных серых глаз или саркастической насмешки сидящего напротив человека было достаточно, чтобы немел язык или холодели руки. Может, Грей всё-таки прав, и эти «прогулки» на казни уже начали сказываться на психике? Нет, что бы ни происходило за толстым стеклом камеры смерти, это её не трогало и не застревало в памяти. Значит, дело в другом. Наверное, она просто устала.
Не получивший ответа вопрос повис в воздухе. Надо было что-то говорить, спросить, но мозг отказывался включаться в работу, выдавая только жалкие обрывки ничего не значащих фраз. Заключённый молчал и не двигался, явно не желая помогать ей исправлять ситуацию. Сзади послышался шорох: очевидно, Фуллбастер просто переступил с ноги на ногу, шаркнув подошвой ботинок о бетонный пол. Люси заправила волосы за ухо и опустила глаза на девственно чистый лист перед собой. Как ни странно, это помогло; перед мысленным взором тут же встал примерный план интервью, который она разрабатывала перед самой первой передачей: имя, возраст, род занятий, отношения с жертвой… Чуть кашлянув, чтобы прочистить горло, она задала следующий вопрос из этого списка:
– Расскажите о том, как погибла ваша девушка.
– Её задушили.
– И всё? – подобное преступление не тянет на смертный приговор.
– Нет. Сначала Лис жестоко избили. На ней практически не было живого места.
«Лис». Он всегда называет её по имени. Причём, не полным, а так, как обращаются к близкому человеку. Не отстранённо. Слишком лично.
– Вы сказали, что не убивали свою девушку…
– Да, и могу повторить это ещё раз.
– Но вас осудили и приговорили к смертной казни.
Руки, лежащие на столе, снова сцепились в замок, уголок рта болезненно дёрнулся:
– Служители закона тоже люди. Они могут ошибаться.
Люси нахмурилась:
– Разве в деле не было улик, подтверждающих вашу вину? – и через секунду поняла, какую ошибку она совершила. Драгнил прищурился и с явной издёвкой посмотрел на неё:
– Откуда вы знаете, что было и чего не было в моём деле? Вы же не читали его, верно? – парень наклонился вперёд, облокотился на стол и пытливо заглянул в глаза. – Почему, Люси? Куда вы так торопились? Ведь это не по правилам. Помните: одна неделя, одно интервью, один смертник. Что заставило вас сделать сегодня исключение и согласиться на встречу именно сейчас, а не через семь дней?
– Вас это не касается, – почти прошипела в ответ журналистка. Это было крайне непрофессионально, но сил сдерживать себя уже не было. Её буквально затрясло от желания съездить по этой смазливой, нагло ухмыляющейся физиономии, и девушка изо всех сил сжала кулаки, чтобы не поддаться искушению. Драгнил же, наоборот, расслабился и, вальяжно развалившись на стуле, процедил:
– Ошибаетесь, Люси. И знаете, почему? Потому что через неделю меня, как цыплёнка, поджарят на электрическом стуле, и я хочу знать, по какой причине вы будете лишены столь увлекательного зрелища.
– С чего вы решили, что я захочу на это смотреть?
– С того, что я попрошу вас об этом. Вы ведь никому не отказываете, если вас попросить. Ну, так что, Люси, вы придёте на мою казнь? Хотя можете не отвечать, я уже знаю ответ, – заключённый резко поднялся и, перегнувшись через стол, хлопнул ладонью по чёрной кнопке, вызывающей охрану. – Интервью закончено.
Вошедший конвойный увёл Драгнила. Сзади зашебуршился Грей, вторично собирая аппаратуру. Люси продолжала сидеть за столом, смотря в одну точку. Хорошо, что сейчас Фуллбастер не мог видеть её лица. Лишние вопросы ей ни к чему. Он и так услышал много такого, чего ему знать не надо. Потому что есть такие тайны, которые не стоит знать даже лучшему другу.
– Я готов. Идём? – голос оператора заставил девушку прийти в себя. Она быстро собрала так и не исписанные листы и поднялась:
– Да, конечно.
Длинные серые коридоры, железные решётки, цепкие, серьёзные взгляды охранников. Люси уже не раз бывала в этой тюрьме, но именно сегодня ей хотелось покинуть это здание как можно быстрее. Приходилось сдерживаться, чтобы не сорваться на бег. Выйдя за периметр, девушка не смогла сдержать вздоха облегчения. Пока Фуллбастер убирал технику в багажник автомобиля телекомпании, на котором они выезжали на задания, Люси, закрыв глаза, откинулась на спинку сиденья и с удовольствием втянула наполненный запахом хвойного освежителя и нагретого пластика воздух салона. Хлопнула дверца, потянуло табаком – в машину сел Грей и, как обычно это делал после окончания съёмки, закурил. Когда сигарета закончилась, парень щелчком выбросил её в окно и поморщился:
– Псих.
– Кто? – не открывая глаз, спросила девушка. Впрочем, ответ на свой вопрос она и так знала.
– Да этот, последний… – Фуллбастер повернул ключ в замке зажигания и плавно тронул машину с места. – Тебя домой?
Люси кивнула. До её дома они больше не произнесли ни слова. За окном неслышно проносился однообразный, ничем не примечательный пейзаж: тюрьма находилась далеко за городом, и поэтому на дорогу уходило не менее четырёх часов в обе стороны. Наконец, бесконечные лысые холмы, обступавшие трассу с двух сторон, расступились, уступая место зелёным садам и белым домикам пригорода. Бетонные многоэтажки выросли перед глазами совершенно неожиданно, мгновенно изменив окружающую атмосферу и настроение пассажиров. Грей подобрался, как охотничья собака перед лисьей норой, уверенно управляя машиной в бурном, многоцветном потоке городского транспорта. Его спутница, наоборот, чуть расслабилась, опустив плечи и пристроив блондинистую макушку на подголовнике кресла. Скоро она будет дома.
Минут через сорок автомобиль свернул к обочине и остановился. Водитель повернулся к пассажирке и, положив руку на спинку её кресла, негромко спросил:
– Мне подняться?
Девушка отвела глаза:
– Не сегодня, Грей. Я устала, – это было лишь наполовину правдой: самым главным было избежать ненужных и неудобных вопросов, которые, скорее всего, обязательно последуют, стоит им подняться в квартиру.
– Тогда, может, завтра? У меня только утренняя съёмка, а ты весь день будешь свободна. Просмотрим сегодняшний материал, потом можем поехать к тебе, заказать пиццу.
– Прости, боюсь, ничего не получится. Ни завтра, ни в другой день.
Парень внимательно посмотрел на неё, кивнул и отвернулся:
– Я понял.
Люси искоса посмотрела на своего друга. Сейчас Фуллбастер напоминал взъерошенного воробья, который проиграл в ожесточённой схватке за большую хлебную крошку и теперь обиженно распушал перья, выражая своё недовольство. За все годы их знакомства он нисколько не изменился: такой же красивый (чего стоили одни темные, почти чёрные глаза, в минуты страсти становящиеся бездонными омутами), внешне всегда спокойный, даже отстранённый, но при этом по-детски задиристый и обидчивый. Худой, поджарый, он не производил впечатления мачо, но при этом никогда не страдал от недостатка женского внимания. И всегда болезненно, хотя и не очень долго, переживал расставание с очередной пассией. Ей, как старой подруге, приходилось периодически выступать в роли спасительной жилетки, в которую он изливал свою обиду. Кто бы мог подумать, что однажды и ей суждено будет перейти в стан врага? Впрочем, это рано или поздно всё равно случилось бы. Так почему не сейчас?