Так, что ему известно из последних сплетен, которые, как сорока на хвосте, принесла Кана и щедро поделилась ими с начальством? Он не любил подобного «перемалывания косточек» и часто слушал рассказы секретарши в пол-уха, но в этот раз кое-что запомнилось.
Кажется, у Люси и Фуллбастера был роман, который закончился не просто разрывом отношений, но и прекращением совместной работы. И хотя девушка довольно спокойно приняла назначение нового оператора, вряд ли ей удалось столь же равнодушно отнестись и ко всему остальному. Чего стоила одна лишь сильно нашумевшая пощёчина, полученная чернявым оператором в холле студии. Если добавить к этому увивающегося рядом Стинга, то всё выглядит ещё более печально.
Вот ведь тоже… кобель. Неужели не понимает, что эта девчонка ему не по зубам? Надо, пожалуй, поставить ему мозги на место. Не хочется лишаться хорошего работника из-за зуда в чьих-то штанах…
Кстати, насколько ему помнилось, Люси отпрашивалась на четверг, но почему-то не уехала. Может, причина всего происходящего именно в этой несостоявшейся поездке? Что же там могло такого случиться (или не случиться), что заставило девушку написать заявление по собственному желанию? Куча вопросов и ни одного ответа.
Журналистка, наконец, немного затихла и, судорожно всхлипнув в последний раз, отодвинулась от него, потянувшись к своей сумочке. Наверное, решила привести себя в порядок. Да, после такой истерики это просто необходимо. Что ж, он не будет ей мешать. Фернандес поднялся и, выглянув в приёмную, обратился к Альбероне, как обычно, пропадавшей в глянцевом мире очередного женского журнала:
– Кана, приготовь кофе, пожалуйста. Две чашки.
Чтобы не смущать Люси, старательно стирающую с лица остатки слёз и потёки туши, Джерар отошёл к пыльному окну и вернулся к дивану только тогда, когда в кабинет вошла секретарша с подносом в руках. Поставив его на столик, она бросила быстрый взгляд на Сердоболию и торопливо вышла. Фернандес поморщился: новая сплетня готова. Ему-то было всё равно, а вот девушке и без того забот хватает. Он плеснул в кофе сливки, бросил пару кусочков сахара и протянул чашку Люси:
– Выпей. Лучше бы, конечно, чего покрепче, но день только начался, да и ты, наверное, за рулём, – когда их посуда почти одновременно опустела, мужчина, посмотрев на свою собеседницу, продолжил: – Люси, я понимаю, что это будет немного эгоистично с моей стороны, но мне и правда не хочется терять такого работника, как ты. Давай сделаем следующим образом: ты возьмёшь небольшой отпуск, скажем, недели на три, отдохнёшь, развеешься, сменишь обстановку. Если по истечении этого срока твоё желание покинуть нас не изменится, тогда, так и быть, я подпишу твоё заявление. Договорились? – девушка кивнула. – Отлично. И вот ещё что. Если тебе понадобится помощь, ЛЮБАЯ помощь, – Джерар специально выделил голосом это слово, подчёркивая, насколько он заинтересован в решении её проблем, – можешь смело обращаться.
Люси, подняв голову, посмотрела на него. И даже вроде бы попыталась улыбнуться. Но больше пообщаться им не дали: в кабинет без стука ввалился Эвклиф и застыл на пороге, переводя взгляд с одного на другого. Девушка торопливо попрощалась и вышла. Блондин дёрнулся было за ней, но Фернандес его окликнул:
– Стинг, останься. Разговор есть.
***
Журналистка медленно шла по пустому коридору студии. Торопиться было некуда. Теперь, даже несмотря на то, что Фернандес не подписал её заявление, на ближайшие три недели она была свободна. Свободна ли? Ужас снова ледяными пальцами сжал всё внутри, и девушка на минуту остановилась, пережидая, когда пройдёт приступ слабости. Она должна что-то делать, бросать всё на самотёк и ждать, когда на горизонте снова замелькает розововолосая шевелюра, нельзя. А ещё ей понадобится помощь, в одиночку противостоять этому маньяку почти равносильно самоубийству. Но действовать наугад опасно: это гад слишком умён, и любой неосторожный шаг может стоить ей если не жизни, то здоровья точно. Нужно поехать в какое-то людное место (хочется надеяться, Драгнил не настолько нетерпелив, чтобы попытаться напасть на неё при большом количестве народа) и всё хорошенько обдумать.
Чья-то рука легла на плечо, заставив девушку испуганно вскрикнуть и резко обернуться. Увидев того, кто таким «приветствием» едва не довёл её до инфаркта, Люси с трудом удержалась от того, чтобы не настучать ему по вихрастой макушке.
– Извини, что напугал тебя, – стоявший напротив человек отступил на пару шагов, очевидно, памятуя, чем в прошлый раз для него закончилась их встреча.
– Грей… – журналистка облегчённо выдохнула, даже не обратив внимания на его манёвр.
– Люси, я хотел поговорить с тобой, извиниться… ну, за то, что наговорил тогда. Прости, – Фуллбастер помолчал немного и вдруг, словно через силу, выдавил из себя: – Я люблю тебя…
Девушка посмотрела ему в глаза и, шагнув вперёд, осторожно провела рукой по щеке, по которой несколько дней назад оператор схлопотал за обидные и несправедливые слова. Приподнялась на цыпочки, легонько коснулась губами другой щеки:
– Прости… – резко развернувшись, Люси почти бегом спустилась по лестнице и пошла к своей машине. Уже подойдя к ней вплотную, журналистка заметила на ветровом стекле под щётками белый конверт. Аккуратно вытащив его, она села в салон и, чуть помедлив, вскрыла.
Почерк на сложенном вдвое листке заставил сердце заколотиться так, что девушка вынуждена была ненадолго отложить письмо, потому что ей всё равно не удалось бы разобрать ни строчки. Сделав несколько глубоких вдохов, Люси дрожащей рукой снова развернула послание и медленно начала читать скупые, прыгающие перед глазами слова:
«Здравствуй, Люси! Прости, что вчера не принёс тебе подарок. Знаю, насколько это невежливо, поэтому хочу сейчас исправить свою оплошность. Надеюсь, ты меня простишь.
P.S. Не волнуйся, я сделал его специально для тебя. Как, впрочем, и все остальные. Если честно, едва смог сдержать смех, когда наблюдал за тем, с каким энтузиазмом Стейнлиз собирался искать того, кого не существует.*»
Журналистка медленно перевернула конверт. Из него на ладонь, чуть шаркнув по бумаге, выпал золотой кулон в виде капельки с синим камушком. Люси облизала внезапно пересохшие губы, сжала украшение в кулаке, открыла дверь машины и, широко размахнувшись, отбросила подвеску как можно дальше. Та ярко блеснула на солнце и упала в образовавшуюся от ночного дождя лужу. Девушка же, совершенно не заботясь о том, что могут о ней подумать, разорвала конверт и записку на мелкие части и отправила их вслед за «подарком». Несколько минут она сидела, не шевелясь, отрешённо смотря перед собой, потом резко повернула ключ зажигания и выехала со стоянки.
***
Широкоплечий загорелый мужчина проводил взглядом уезжающую машину и, когда та скрылась за углом, медленным, уверенным шагом направился к тому месту, где она стояла минуту назад. Не дойдя пары шагов, наклонился и достал из прозрачной лужицы небольшое украшение в виде капельки. Кулончик закачался на тонкой, изящного плетения цепочке, роняя вниз капли воды. Человек усмехнулся и убрал подвеску в карман.
«Уже скоро, Люси. Осталось совсем немного».
__________________________________________________
* «Того, кого не существует» – не просто указание на то, что Джона Оута, ювелира, который, по словам Драгнила, делал по его заказу украшение для Лисанны, никогда не существовало в природе, но и некая игра слов. Джон (Джейн) Доу – имя, которое дают найденным неопознанным телам. Aught (оут), в переводе с английского – нечто, ничего.