Герман вскакивает с пола и с размаху бросает игрушечным пистолетом в радиоприемник. Тот сдвигается, но так и остается стоять на комоде. Тогда Герман прыгает к комоду и начинает раздирать черную коробку приемника на куски — ломая ногти и раздирая пальцы. Стеклышко от расколовшейся таблицы настройки больно впивается в ладонь…
Герман идет мимо «стены славы»: широкий коридор завешан фотографиями под стеклом в стеклянных же рамках. Здесь есть ряд редакторов — бывших и нынешних. Ряд лауреатов Госпремии, ряд «сотрудников года» и так далее. Герман никогда не обращал внимания на этот парад улыбок, а теперь ему кажется, что здешние обитатели просто показывают друг другу зубы. Железные и золотые, неровные и выбеленные. Это зубной гастроном, ставший музеем. Палеонтологическое пиршество.
Впереди холл, перегороженный невысоким турникетом. Герман прыгает через перекладину и идет к входным дверям — проверить, закрыты ли. Над дверьми мигает красная лампочка, значит, включена блокировка, но Герман все равно дергает за ручку. Нет, правда: все глухо. Он и здесь вставляет в замки ключи и загибает их плоскогубцами, по толстому верхнему даже залепляет пару раз для надежности молотком. В личинке замка что-то хрустит, а сама дверь начинает дребезжать.
Хорошо. Теперь остается найти последнего охранника и закрыть «документ». Герман уже не замечает скачущего сердца. В голове пустота, тело двигается на автопилоте. Он чувствует только лицо, которое горит от прилившей крови, будто обожженное взбесившимся солнцем.
Герман пересекает холл, снова перепрыгивает турникет и подходит к пульту охраны. Все три экрана наблюдения включены: два показывают пустые коридоры, один — крыльцо перед главным входом. Герман начинает листать изображения с разных камер: ничего, ничего, снова ничего. В «документе», уткнувшись в экран, сидит один режиссер — в наушниках он слышит только свой материал. Замечательно. Герман снова листает показания камер, и находит последнего охранника рядом с буфетом. Охранник направляется в это крыло.
Саданув по каждому из трех экранов молотком, Герман выходит этому парню навстречу. Вокруг мерцают коридоры. То ли из-за моргающих лампочек, то ли еще почему, но Герману кажется, что они плывут цветом, из охрового перетекают в оранжевый, из бледно-голубого в фиолетовый. Но больше всего серо-зеленого, он просачивается из теней и струится по полу.
По железной лестнице без перил Герман поднимается на второй этаж — металл гулко ухает под ногами. Он рывком распахивает дверь и смотрит в мерцающий коридор. Здесь никого нет.
Герман прячет руку с молотком под рубашку и двигается к буфету. Куда этот охранник мог свернуть? Разве что в кабинет чей-нибудь зашел.
Герман проходит треть коридора, когда охранник выныривает справа и радостно машет, подзывая к себе:
— Привет! Эти свиньи опять не закрыли кадровый центр, иди, запротоколируем. А то в прошлый они отбрехались и даже на нас пытались свалить.
Он делает шаг вправо и исчезает из поля зрения. Этот охранник маленький и лысый, с висячими рыжими или даже ржавыми усами. От него всегда пахнет кислыми щами, а ладонь при рукопожатии мягкая и потная.
Герман подходит к двери с табличкой «Кадровый центр». Дверь открыта, а лысина мелькает рядом со стопками пухлых папок на столе. Похоже, охранник пытается куда-то сгрузить личные дела…
Институт стран Востока. Станислав Борисович читает черновик речи Германа на защите кандидатской. Он задумчиво шевелит губами и слегка качает головой. Время от времени непонятно зачем расчесывает волосы пятерней и после этого несколько секунд держит ладонь на весу. Речь, как и кандидатская, озаглавлена: «Неофеодальные тенденции в посткризисном развитии ближневосточных государств».
Герман ждет. Он ерзает за партой и пытается по мимике своего научрука угадать, нравится ли тому текст. Кажется, нравится. Герман перебирает в голове состав научного совета: там вроде бы у Борисыча неплохие позиции, так что шансы хорошие.
Наконец Станислав Борисович отрывается от чтения, откладывает стопку листов, принесенных Германом, и, сощурившись, смотрит в окно.
— Это все хорошо, — говорит он, — только мы с вами все равно пойдем на хер.