Над колодцем наклониться
страшно, люди говорят:
бесы душу замутят,
отуманит водяница.
Да — брехня! На глуби тесной
Ключевая спит вода,
незакатная звезда —
там, в дали ее небесной.
Так и люди. — Люди тоже,
что колодцы: грех ко дну,
а заглянешь в глубину,
совесть там звездою Божьей.
Пруд («Среди леса — затиненный пруд…»)
Среди леса — затиненный пруд,
и к воде корневинами ивы…
А поля васильками цветут,
колосятся пшеничные нивы.
Над стоячей водой — полусон,
сырость, глушь, полутьма без просвета…
А над жнивом серебряный звон
всех кузнечиков Божьего лета.
Тинный пруд так же хмур и весной:
листья мертвые, ворохи прели…
А в дубках на опушке лесной
всю-то ночь соловьиные трели!
Бредень («Бросил Федор бредень водам…»)
Бросил Федор бредень водам
повечернего затона,
за собой, на кляче, бродом
выволок на отмель Дона.
Да уж видно — незадача,
не подсек он впору бредня:
заартачилась ли кляча,
сам ли опоздал к обедне…
В бредне ракушки да тина,
ни одной рыбешки малой.
Рыболов ты, сиротина,
Федор, бродчик неудалый!
Ведьма («В новолунье, чуть смеркается…»)
В новолунье, чуть смеркается,
ведьма в дебрь идет за травами,
за опоем, за отравами.
Не дорогой пробирается,
а тропинкой от обители,
чтобы люди не увидели.
Как прокралась из полесицы —
перед ведьмой лес нехоженный,
Перевалом загороженный
в серебристых мутях месяца.
Ходит-бродит наговорщица,
по оврагам шарит-морщится.
Ищет злая, многогрешная
змей-траву и ярь болотную
на заварку приворотную.
А кругом-то тьма кромешная,
оборотень — волк шатается,
филины перекликаются.
Май («Сегодня — воскресение…»)
Сегодня — воскресение
в веселый месяц май.
Журчит листва весенняя:
— Живи, не унывай!
От утреннего холода
на сердце горячо, —
все так легко и молодо,
так девственно еще.
Еще и птичьи щебеты
звучат едва-едва…
Все тихо! Рай. А в небе-то
какая синева!
Лебеди («На острове неведомом…»)
На острове неведомом, за тридевять морей,
Зимуют, внуки с дедами, дружины лебедей.
Да, видно, воды южные не любы лебедям:
проходят зимы вьюжные, весна — и по домам!
Зовут озера синие, камыш на берегу
и гнезда лебединые в нестаявшем снегу.
Обратно стаи просятся, к теплу родной тиши.
И лебеди уносятся на Север в камыши.
Лог («В зиму долгую забытый…»)
В зиму долгую забытый
спит над озером лесок,
в белые снега зарытый
притаился волчий лог.
Темно в нем — никто не встретит,
глухи заросли берез.
Только он тебя приветит,
царь полуночи — Мороз.
Приголубит, упокоит,
колыбельную споет.
Он глаза тебе закроет
и могилу заметет.
Полянка («Заплутал охотник в лесу, чуженин…»)
Заплутал охотник в лесу, чуженин,
обратно тропы не находит, по логам
дремучим да кочкам трясин
всю ночь, как проклятый, бродит.
И заря зажглась, посветлела земля,
а чаща лесная все глуше,
не запахло по-ветру дымом жилья,
не слышно дуды пастушьей.
Ну и дебрь! Куда ни своротишь, ежом
навстречь заерошатся елки.
Оплелись коряги сухим лишаем,
ни птах, ни цвета, ни пчелки.