«Юрий учит их ружейным приемам, — писал Н. К. Рерих. — Прикупили еще восемь карабинов-маузеров. Забавляет всех стоящее в столовой механическое ружье — „льюис“. Пусть знают, что оружия у нас достаточно.
Случай во время маневров. Монгольский полк брал штурмом укрепления, а с другой стороны наш конвой выполнял ту же задачу. Можете себе представить остолбенение обеих сторон, когда они неожиданно столкнулись с винтовками наперевес»[324].
В то время когда Рерихи набирали людей для своего каравана, кто-то в Урге распустил слух, что американской экспедиции требуется 900 человек. Люди пошли валом: безработные, русские эмигранты, сибирские казаки, бывшие монгольские и китайские солдаты. Все они уверяли Николая Константиновича, что их жизнь полностью разбита, что им нечего терять, нечего оставлять в Монголии, и они, естественно, желают принять участие в «американском научном приключении». Большую часть посетителей Рерихи отослали обратно, а наняли лишь шестнадцать монголов, чье «прошлое и настоящее» они смогли установить у местных жителей. Но для каравана в Лхасу было необходимо найти подходящих людей среди тибетцев Урги. Удалось отыскать только несколько тибетцев, пожелавших вернуться на родину.
Через месяц Рерихи набрали достаточное количество людей, они должны были стать боевой силой в случае конфликта с бандами грабителей. Штаб-квартира Рериховской экспедиции и два прилегающих к ней двора заняли будущие участники тибетского каравана. Часовые расположились у входа, чтобы не пускать посторонних. В одном дворе поставили несколько палаток, в которых разместились нанятые люди, рядом устроили хранилища с запасами продовольствия и оружия. В другом — держали лошадей конвоя.
Ежедневно Юрий Рерих проводил с экспедиционной охраной занятия: учил их стрелять из ружей, показывал, как действовать в случае нападения на лагерь бандитов, как ухаживать за своим оружием и лошадью. Юрий объяснял новобранцам обязанности часового, учил подавать сигналы и вести разведку, чтобы экспедиционный караван мог противостоять любой опасности.
Охрана, поставленная у дома, и ежедневные военные занятия вызывали некоторое недоумение у советских посольских работников. Уж больно все это напоминаю подготовку к военной операции. У Николая Константиновича и Юрия на то были веские причины. В монгольском дневнике Н. К. Рериха есть такая запись:
«Выстрел. Пуля пробила окно. Хорошо, что Юрий как раз в эту минуту отошел от окна. Кто стрелял? Намеренно? Или озорство?»[325]
Еще 16 октября 1926 года в Советское консульство подбросили анонимное письмо, в котором Николая Рериха называли белогвардейцем:
«Тов. обратите внимание, этот художник наделает делов. Релих это — самый настоящий белобандит. В среду у него было собрание из 10 чел. белогвардейцев в 1 час ночи, живет он в доме Петрова, он это с целью и снял там квартиру вдали от курена, я знаю его давно белобандита. Бурдуковский Василий Петрович оказывает ему всякое содействие, убрать не мешало бы этого Релиха из консульского поселка, а то он наделает делов, потом нерасхлебаеш… У него цель завлечь красноармейцев. Некоторые к нему ходят, я это знаю, примите срочные меры… У них намерение взорвать Полпредство, там твори Бог волю, никто ничего не знает… у Релих прислуга есть, она все знает…»
После того как в дом к Рерихам подбросили написанное таким же почерком анонимное письмо, Николай Константинович вместе с Юрием решили обратиться за помощью в Советское консульство. Сотрудник консульства аккуратно записал все подозрения Николая Рериха и подшил анонимки в дело.
«По их мнению, — докладывал чиновник, — это происки англичан, на том основании, что англичане знают, что они работают в Тибете и… потому стараются делать всякие гадости, результатом которых должен являться их отъезд отсюда».
Рерихам так и не удалось выяснить, кто же на самом деле был автором анонимных посланий.
«Тов. Релих убираиса подобру по-хорошему из Консульского поселка то мы тебя сами старикашка перетащим…» — продолжали писать «доброжелатели».
И в Москве в ноябре 1926 года такие же «доброжелатели» уже положили на стол заместителя председателя ОГПУ Начальника Иностранного отдела Меера Абрамовича Трилиссера перевод английской статьи Н. К. Рериха «Насильники искусства», изданной в Лондоне еще в сентябре 1919 года. Эта статья действительно могла легко скомпрометировать Николая Константиновича перед советской властью.