Вскоре Омаров вернулся и велел готовить ящики к погрузке. Он был абсолютно спокоен и бодр, и это состояние передалось его маленькой команде. При этом Жантик должен был оставаться в «девятке» до завершения всей процедуры, таков был уговор с этим лысым толстяком.
Смольников с Мамедом взялись за дело. Они разрезали веревки, на которых надежно держался драгоценный груз, и оттащили контейнеры поближе к выходу. Со стороны улицы к фургону подъехал грузовой «Соболь». Из машины вышел человек и распахнул задние дверцы. «Соболь» медленно состыковался с фургоном. Два молчаливых мужика, оба русские, невзрачно и неряшливо одетые, осторожно затолкали ящики к себе в кузов. Только по крепким накачанным фигурам можно было догадаться, что они не замызганные грузчики, а птицы посерьезнее.
Погрузив товар, мужики проверили надписи на крышках контейнеров. Затем взяли рулетку, замерили ширину и высоту каждого ящика. В конце концов, один постучал пальцем по стеклу, подавая знак водителю. В салоне «девятки» тут же включили свет. Видимо водитель «Соболя» сообщил по рации о том, что погрузка окончена.
— Бабки отстегивают, — прошептал Мамед, стоя в сторонке.
Смольников ничего не сказал в ответ. Он едва сдерживал волнение. «Только бы не заметили эту дырку!» — думал он про себя. Почему-то он волновался сейчас намного больше, чем в те минуты, когда они уходили от погони и в сантиметре от него пролетели бронебойные пули.
Нервозность чувствовалась и в стане заказчика. Какой-то ночной обыватель дважды проходил мимо машины, оглядываясь по сторонам, словно заблудился или ошибся домом. Каждый раз в салоне гасили свет и замирали в ожидании. Смольников живо представил себе, как люди заказчика хватаются за стволы, готовые к любому повороту событий. Потом, во двор заехал какой-то полуночник на своей «десятке». Он не нашел ничего лучшего, как припарковаться вплотную рядом с «Соболем», заблокировав выезд. Водитель «Соболя» нервно сверкнул фарами. Полуночник уже заскочил было в подъезд, но, увидев световой сигнал, вернулся и перетащил машину в другое место.
Минут через десять, Жантик, наконец, вышел из машины и направился к ним. В руках он держал пластиковый пакет.
— Ну что, пацаны, — бодро произнес он, — собираем вещи и валим!
Они дождались, пока обе машины покинули двор, и тут же бросились в опустевший фургон. Собрали все инструменты, посветили по углам, проверяя, не обронил ли кто какую-нибудь личную вещицу. Саша отметил про себя, что странноватый чужой запах химии уже улетучился. Значит, он исходил все-таки от поврежденного ящика.
Собрав все свои причиндалы, они оставили машину, и пошли по темным дворам, стараясь не выходить на освещенные участки улиц.
— Ну что, поехали к Маше? Там спокойно поделим бабки, — предложил Омаров, быстро вышагивая впереди.
— Может, сейчас разделим? — возразил Мамед.
— Что, прямо здесь, в темноте?
Мамед ничего не сказал, глядя под ноги.
— Давай все-таки к Маше! Там спокойно посчитаем и разделим.
— Ладно, давай.
Они выбросили свои инструменты в первый же подвернувшийся мусорный ящик. Прошли пару кварталов, и долго потом голосовали на проспекте, пытаясь поймать попутку. По улице гулял легкий прохладный ветерок, шедший со стороны Заилийского Алатау. Иссиня-черные зубцы гор были видны даже над деревьями, словно высокий каменный забор.
— Блин, надо было свитер надеть, что ли, — сказал Саша, поеживаясь.
— Надо было твою тачку заранее поставить на этом месте, — сострил Омаров.
Смольников улыбнулся, вспомнив про свою машину, брошенную где-то на Пастера.
— О, черт! — промямлил вдруг Омаров, закрывая ладонью рот.
Он отбежал в сторонку и склонился над арыком.
— Что с ним? — спросил Мамед.
Они подошли к Жантику, который к тому времени уже вытирал рот рукавом.
— Мутит меня что-то... — пробормотал он, сплевывая в арык.
— Может, укачало? — спросил Мамед.
— Скорее, съел чего-нибудь, — прохрипел Жантик, продолжая нависать над арыком. — Мамед, постой на трассе, а то до утра не поймаем тачку!
Мамед нехотя повернулся и пошел к дороге. Оглянулся на них, как бы давая понять, что совсем не рад, когда двое остаются вместе, а третий порознь.
— Знаешь, Смола, я тебе кое-что хотел сказать...
Омаров отошел от арыка и присел на корточки. Он резко и сипло вдыхал воздух после рвоты.
— На счет чего?
— На счет Мариам.
Смольников присел рядом с ним. Жантик словно угадывал его мысли. После всей этой бодяги с грабежом, тараном и стрельбой, Саше хотелось поговорить об этой женщине, но он стеснялся заводить разговор, боясь показаться человеком мелким и суетливым.
— Ты, наверное, думаешь, что она порченная? Какая-нибудь шалава? — голос Жантика перешел почти на шепот.
Смольников даже вздрогнул от его слов.
— С чего ты взял?
Омаров прижал лицо к коленям и надолго замолчал, словно передумал говорить.
— Ладно, пошли к Мамеду, а то решит, что задумали недоброе, — Омаров резко поднялся и зашагал к ярко освещенной полосе дороги.
— Постой!
Омаров оглянулся на зов товарища и замер в ожидании. Смольников догнал его.
— Раз начал — договаривай! — потребовал он.
Омаров медленно пошел к дороге.
— Просто у меня был когда-то разговор с Машей, — заговорил он все так же тихо. — Она сказала, что ищет мужчину, с которым могла бы жить после смерти мужа. Жить до самого конца своей жизни.
— А ты что?
— Она спросила, могу ли я помочь найти ей такого человека. Такого, которого я мог бы предложить даже собственной матери.
— А ты?
— Я пообещал, что найду такого человека.
— И им оказался я? — Смольников улыбнулся, надеясь, что товарищ не разглядит в темноте его улыбку.
— Да.
Всю дорогу, сидя в такси, Смольников думал о Маше. На востоке бледными желтыми красками набирал силу рассвет, пустынные улицы наполнялись мягкими утренними полутонами. Они добрались до квартиры уже в пятом часу утра.
— Вот и ребята пришли! — приветствовала их хозяйка, сонная и взъерошенная. Смольников посмотрел на нее очень пристально, даже немного жадно, словно не видел ее целую вечность.
— Кто еще в доме? — тихо спросил ее Омаров.
— Никого, как ты и просил, — ответила она.
— Это хорошо, — заметил Омаров. — Ну что, пошли на кухню?
— Ой, Сашенька, что у тебя с головой!
Мариам заметила повязку на его многострадальной голове.
— Да так, случайно стукнулся, — ответил Омаров за своего товарища.
Мариам полезла в аптечку. Старый пластырь пришлось отрезать ножницами, вместе с волосами, на которые он приклеился. Удалив его, хозяйка промыла рану перекисью водорода. Саша покорно сидел, согнувшись над столом, пока она его пользовала. Он прикоснулся к затылку и нащупал пальцами огромный твердый желвак.
— Не трогай руками, — приказала Мариам.
— Ну, что Маш, мы тут с ребятами уединимся? — опять влез Омаров. — Прости, что подняли тебя ни свет ни заря...
— Ничего страшного! Тогда я баиньки, — она поцеловала Сашу и вышла из кухни.
Подельники расселись полукругом, глядя на белый пакет с деньгами. Омаров выложил пачки и разделил их поровну. Часть денег была в евро, часть в тенге.
— Они еще в долларах предлагали, но я отказался, — сказал Омаров, аккуратно складывая в пакет свою долю.
— Правильно сделал, — заверил его Мамед. Его загорелое до черноты лицо светилось от счастья. Таких крупных денег ему, видимо, еще не приходилось держать в руках. Он пошарил глазами по комнате, в поисках какой-нибудь сумки.
— На, возьми рюкзак! — предложил Саша.
Мамед затолкал свои деньги в рюкзак и засобирался домой.
— Может, чаю попьешь? — предложил Омаров.
— Не-е, поеду домой, — сказал Мамед, продолжая сверкать своими золотыми коронками.
Они обнялись на прощание, и крепко пожали друг другу руки.
— Мамед, благодарю, — сказал Смольников, хлопая его по плечу.
— Ладно, пока, — сказал тот и пошел к выходу.