Поколение, умеющее грамотно читать и писать, знающее Пушкина и не совсем забывшее, когда происходили крестовые походы, пока не вымерло. Оно благополучно протянет еще несколько десятилетий, имея неплохие шансы передать свои традиции и знания если не детям, так внукам. И никакое телевидение, никакие компьютерные программы не помешают этому. Важно другое: понимание того, зачем мы это делаем. Зачем нашим детям образование? Сегодня это не столько гарантия личного жизненного успеха, сколько шанс (именно шанс) на коллективное спасение. Сохраняя знания и культуру, мы не даем окончательно превратить себя в варваров. Это наша коллективная самозащита, наше сопротивление. Наша единственная надежда снова стать великой страной — устаревшие ракеты и ностальгические воспоминания нам не помогут.
Люди, считающие, что способны на большее, чем дозволяет им общество — потенциальные бунтовщики, революционеры, подрывные элементы. Молодым людям вообще свойственна завышенная самооценка. С течением времени общество научает нас смиряться с неудачами и поражениями, но это не дается без борьбы. Неудовлетворенность своим положением в мире, чувство стыда за свою страну вместе с неясностью жизненных перспектив превращают поколение, заканчивающее сейчас средние школы, в массу людей, «опасных для общества».
Разговорами о кризисе или даже крахе культуры сейчас никого не удивишь. Все жалуются, что денег нет — государство не дает, а «новые русские» жадничают и дают мало, не тем и не так. Еще мы постоянно слышим об отсутствии культурной политики. Все это сопровождается ссылками на то, как «у них» это делается. Одни рассказывают про то, как на Западе поддерживают высокое искусство, другие, наоборот, возмущаются потоком «низкопробной массовой культуры», который на нас хлынул из-за рубежа. И, естественно, призывают ставить всевозможные препоны, барьеры, запруды на худой конец.
Создается впечатление, что все сводится к деньгам и постановлениям. Неужели судьба культуры до такой степени в руках бюрократов? Но ведь ни для кого не секрет, что бывали времена, когда денег на культуру было еще меньше, да и условия для творчества были хуже. Сколько великих произведений написано «в стол», создано под бомбами, во времена голода и катастроф! Да и сегодня есть, например, актеры, которые спасаются от голода, строя особняки для «новых русских» или работая прислугой. И вот что удивительно: в отличие от своих более сытых коллег, произносящих на фуршетах и презентациях речи о кризисе, они играть хуже не стали.
Что же до культурной политики, то она может быть такой, что лучше бы никакой не было. У Людовика XIV, «короля-Солнце», была культурная политика. Он дал Европе классицизм и сделал французский вместо итальянского языком искусства. Правда, Франция к концу его царствования подыхала с голоду. У Сталина тоже была культурная политика. И благодаря этой культурной политике стали возможны, например, фильмы Эйзенштейна. Но вряд ли это основание, чтобы тосковать по сталинским временам.
Да, кризис культуры налицо, но причины его надо искать не в сфере финансирования и государственной политики. Перед нами проблема куда более фундаментальная. И связана она с той ролью, которую «деятели культуры» взялись играть в нашем обществе.
Хорошо известно, что ни «высокое искусство», ни фундаментальная наука не живут по законам рынка. На самом деле — образование и здравоохранение тоже. Даже знаменитые английские закрытые школы, где с учеников берут немалые деньги, вовсе не являются коммерческими учреждениями. Да и вообще, никакое общество, даже самое капиталистическое, не может свести все свои социальные нормы к правилам купли-продажи. Требования рынка должны быть при капитализме уравновешены внерыночными и даже антирыночными факторами. Так было со времен ранних буржуазных революций. Ведь знаменитая «протестантская этика» была необходима капитализму не потому, что поощряла обогащение любой ценой (для этого никакой этики не надо), а потому что, напротив, вводила жажду наживы в определенные рамки, ограничивала ее жесткими моральными нормами.