Эти странности нетрудно объяснить. Жириновский был нужен власти. Сначала он дискредитировал демократическое движение. Потом его использовали, чтобы ослабить коммунистов и националистические группировки, внести раскол в оппозицию, спровоцировать в ее среде постоянные склоки. И если действия властей были абсурдными, а высказывания правителей зачастую просто дикими, Жириновский уравновешивал это, превращая выступления оппозиции в нелепый фарс. Потому-то любой корреспондент российского телевидения на многотысячном митинге протеста снимал только Жириновского, даже если ему не давали слова.
В свою очередь Жириновский помог власти. В 1999 г., когда Центральная избирательная комиссия, придравшись к формальным ошибкам, не позволила его Либерально-демократической партии участвовать в выборах, Жириновский возмущался: какая неблагодарность, ведь именно его партия мобилизовала в 1993 г. голоса, необходимые для успеха ельцинского референдума по Конституции! Увы, в 1999 г. расклад был уже совершенно иным, и Жириновский был не особенно нужен. Впрочем, в итоге, немного пощипав, его к выборам все же допустили.
Но все это случится позже, фактически уже в другую эпоху. А в 1993-95 гг. Жириновский — любимый антигерой прессы, персонаж скандальных репортажей и по-своему самый популярный политик в стране.
Разумеется, интерес журналистов к Жириновскому объясняется не только рекомендациями влиятельных лиц. Ведь среди политических лидеров «новой России» это была самая колоритная фигура. Ни одно его выступление не обходилось без скандала. Для корреспондентов популярных изданий, которые не особенно склонны заниматься серьезным анализом, он постоянно давал свежий материал.
Журналисты и политические противники открыто называли Жириновского, «фашистом». Несколько раз он подавал в суд и выигрывал дела. И справедливо: слова «фашизм», «фашист» в ельцинской России совершенно ничего не значили. Это были просто ругательства, которыми обменивались представители власти и оппозиция. Коммунисты и националисты рассуждали о «демо-фашизме», идеологи правительства постоянно говорили о «коммуно-фашистской угрозе». Никто даже не задавался вопросом о том, что такое фашизм, какова его социальная природа, есть ли для него почва в России.
Если бы кто-то удосужился взглянуть в советские учебники истории, он обнаружил бы там неоднократно повторяющийся тезис, что фашизм тесно связан с капитализмом. И правда: фашистские режимы возникали только на основе капиталистической экономики. Другое дело, что «некапиталистические» системы выработали собственные формы тоталитаризма. Но, так или иначе, идеология национализма появляется на свет вместе с ростом буржуазии и возникновением буржуазной государственности. Фашизм как крайняя форма националистической доктрины возникает, когда именно эта система оказывается в кризисе. Разрушив многонациональный Союз, заменив его рядом национальных государств, взяв курс на строительство капиталистической экономики, русские и восточноевропейские реформаторы действительно создали условия, в которых могло возникнуть и распространиться фашистское движение. Тем более, что русское национальное государство уже в момент своего возникновения оказалось в предельно униженном состоянии, а русский капитализм находился кризисе с первого дня своего существования.
Однако, чем больше мы размышляем об угрозе русского фашизма, тем больше бросается в глаза, что к Жириновскому все это не имеет ни малейшего отношения. Во-первых, фашизм — это корпоративное государство. В России 90-х корпоративность заметна почти повсеместно, но отнюдь не в партии Жириновского. Во-вторых, фашизм — это всегда движение. Хотя фашизм использовал выборы для прихода к власти, в основе это было массовое внепарламентское движение мелкой буржуазии, озлобленной против рабочего класса и либеральной демократии, неспособной защитить мелких собственников. А движения — как раз и нет у Жириновского. Вся его политика — one man show, причем его выступления были сугубо «электоральными». Ему нужны были голоса, статьи в прессе. Он никогда не пытался мобилизовать своих сторонников. Да и не было в России многомиллионной массы озверевших бюргеров, поскольку бюргеров у нас вообще не было.
Мелкие фашистские группировки, естественно, не могли не возникнуть в России, как и в западных странах. Но вес и влияние у них тоже оказались не больше, а даже меньше, нежели в Европе. Во время кризиса 1993 г. среди крайне правых произошел явный раскол: одни группы поддержали парламент, видя в нем спасение от «масонской власти», другие — сильную президентскую власть, которая больше соответствовала их идеологии, нежели парламентаризм. Об этом достаточно подробно говорил на страницах газет Дим Димыч Васильев, основатель «Памяти» и патриарх русских ультраправых, одобривший и благословивший ельцинский переворот. В 1994-98 гг. усиливаются позиции Русского Национального Единства (РНЕ) — организации, сильно напоминающей германских «штурмовиков» 20-х гг. Но это именно отряды штурмовиков без политической партии и без массового движения, более того — без настоящего фюрера.