Неожиданно для самой себя, она взяла трубку и набрала номер ресторана. К телефону подошел Поль.
— Поль, скажи мне, что взяла та дама, англичанка, в желтой блузе? Ставлю двадцать франков, что сыр, оливки… Что? Не может быть! Ну, ладно, я проиграла, Поль.
Мари бросила трубку на сиденье. В такую жару с утра заказать двойную порцию супа из телятины. До сих пор она знала только одного человека, способного на такое. Да и то, когда это было!
Припарковавшись у Галер и Лафайет, Мари поднялась на второй этаж, где с полчаса прогуливалась в прохладе бесшумных кондиционеров среди миниатюрных костюмчиков a la enfant, трогала модные полиэтиленовые футболки, не понимая, как это можно надеть, не порвав. Наконец, вдоволь насмотревшись модельного белья, затейливых купальных костюмов, шейных платочков, браслетов, прочей бижутерии, она решила, что купит Флер духи — самый возраст приучать дочь к хорошему парфюму. Она спустилась на первый этаж, миновав туристическое агентство, у входа в которое царило оживление — молодой человек в костюме астронавта предлагал лотерейные билеты.
На постере с условиями лотереи была изображена стоящая вверх ногами Эйфелева башня, которая служила подставкой для увесистой книги, обтянутой, вместо обложки, в вызывающий дамский чулок. Подпись гласила: «Будь с нами и создай свой „Декамерон“». Выбирая духи, Мари хорошо представляла запах, подходящий, по ее мнению, Флер: легкий, но не фруктовый, а чуть горьковатый. Продавец обслуживал тонкую, хорошо сложенную женщину с выразительным, но слишком нервным лицом.
Женщина спросила Cabotine Gres. Эти духи были Мари незнакомы. Дегустационный флакон стоял на прилавке, и пока продавец разбирался с кредитной картой покупательницы, Мари понюхала крышечку и остановила свой выбор. Запах как раз тот, что она себе представляла, а дизайн прост, но изящен: круглый флакон из толстого светло-зеленого стекла с такой же крышечкой в форме трех фигурных листочков.
Мари вышла на улицу, собираясь заехать в бассейн, а оттуда на биржу. У выхода молодой человек спросил ее, как добраться до станции метро «Трините». Мари повернула голову, показывая ему направление, и тут увидела, что ее машина отъезжает от тротуара.
4
Ну и пекло…
В ожидании Франсуа Рене сидел в баре. Здесь, в полумраке маленького зальчика, среди спокойной прохлады, казалось, что сейчас не конец жгучего лета, а середина мягкой весны. Шум вентилятора и ненавязчивая музыка из приемника у бармена за стойкой делали уличный гам далеким и нереальным. Рене любил бывать в этом баре. Публика, несмотря на демократичность меню и цен, здесь собиралась самая разная, но вполне приличная.
Шумные вечеринки бывали редко, а молодые искатели приключений заглядывали сюда и того реже. Это заведение, похоже, было для одиночек вроде Рене. Темные сосновые столы, крашенные под дуб, наполняли обстановку каким-то патриархальным уютом. Впечатление старинного охотничьего домика в стиле Людовика XIV усиливалось развешанными по стенам старыми литографиями на темы конной охоты и — в рамках фрагментами гобеленов времен правления заядлого охотника и сластолюбца. В полумраке невозможно было разглядеть, головы каких животных и птиц представляют чучела под потолком.
Рамки литографий и гобеленов, охотничьи трофеи и сами деревянные панели стен гак давно закоптились и потемнели, что порой Рене казалось: вот откроется дверь и войдут мушкетеры короля. Грохнут кружки о стойку бара, зазвенят пистоли, забряцают шпоры и шпаги, и все это потонет в гомоне бравых голосов. Веселые истории о подвигах и проделках будут сменяться рассказами о дуэлях во славу прекрасных дам, а пенное вино польется рекой…
Рене сам не заметил, как задремал. Бой, раздавшийся из массивной башни напольных старинных часов, выдернул его из забытья. За столиком напротив пристроилась блондинка в неприятном для глаз Десанжа облегающем деловом костюме. Этот костюм напомнил ему о крестинах первенца Франсуа, когда все дамы, пришедшие в церковь, были одинаково одеты по моде последнего сезона в такие же строгие, официальные, но одновременно будоражащие чувственность костюмы.
Ох, и напился же он тогда! Хорош крестный отец… Ему простили, списали все на страдания покинутого мужа. К тому же в церковь явилась его Элен, а всему участку в подробностях была известна драматическая — а на взгляд Рене, просто дурацкая — история их брака.