К великому своему удивлению, я вижу, что госпожа Парангон не желает, чтобы Юрсюль жила вместе с моей невестой. Правда, она не знает о том, в каких я отношениях с мадемуазель Манон. Ну что ж, все-таки мне хотелось бы, чтобы все делалось так, как желает госпожа Парангон, поэтому умоляю наших любезных родителей ни в чем не противиться ее воле. Огорчить госпожу Парангон! Я, кажется, предпочел бы смерть... Это такое сердце!.. Такая прекрасная душа!... То же самое я сказал и сестрице...
Госпожа Парангон ни за что не хочет, чтобы Бертран отправился домой сегодня же, хотя я и напомнил ей, что его ждет коляска. Поэтому я откладываю письмо и закончу его вечером.
10 часов вечера
Странные существа — женщины! Проявите по отношению к ним почтительность, покорность или просто выкажите доверие — и они сразу же злоупотребят этим. Сегодня утром, незадолго до приезда сестрицы, господин Парангон отправился за город (забыл тебе об этом сказать); следовательно, Юрсюли он не видел. Часов в одиннадцать, оставив недописанным это письмо, я спустился в гостиную и застал там госпожу Парангон одну. — Что за прелестная сельчанка там наверху! — обратилась она ко мне, — когда эта девушка появилась, мне почудилось, будто передо мной какая-то нимфа; ее переливчатый голос, скромно потупленный взор, смущение, чистота, сияющая в каждом ее движении, в каждом слове, поразили меня; я не помню, чтобы когда-либо испытывала такое чувство. Побеседовав с нею два раза, я навсегда привязалась к ней. Тьенетта наряжает ее; сейчас вы ее увидите; милая Юрсюль одета скромно, без вычурности, но до чего же она украшает свой наряд! — Я не мог удержаться и ответил: Сударыня, именно так однажды отозвалась о вас Тьенетта. — Вы вместо Юрсюли отвечаете мне комплиментом на комплимент... Но я хочу попросить вас кое о чем. Скажите, никто еще не знает, что ваша сестра здесь? — Никто, сударыня. — А вы исполните мое желание? — Еще бы, сударыня. По доброте своей вы забываете, что можете отдать мне любое распоряжение. — Эдмон, вы выросли в деревне, и мне хочется верить, что сказанное вами — не пустые слова, как бывает в городе; поэтому я принимаю их всерьез и благодарю вас. — Сударыня, — ответил я, — благоволите всегда помнить, что исполнять ваши приказания для меня... — Надо устроить так, — прервала она меня, — чтобы господин Парангон не знал, что ваша сестра здесь и чтобы он ее не видел; никто не должен об этом знать, кроме нас, то есть кроме вас, Тьенетты и меня, — решительно никто. Я требую этого от вас. — Я совершенно обомлел и не знал что ответить; она продолжала: — Завтра же она уедет к моей тете, которая очень любит меня; тетя станет для нее другом, и я не буду ее к тете ревновать, а ко всякой другой ревновала бы. Вы поняли меня? Так и скажите вашим родителям: Юрсюль принадлежит мне, она на это согласна, она моя, ну и ваша тоже, конечно. Сейчас она пообедает наверху с вашим братом, а вы — тут, со мной. Днем мы побываем у нее, но я хочу скрыть ее от всех домочадцев. Загляните к ней на минутку и возвращайтесь к столу.
Есть тут чему дивиться, чему изумляться, любезный старшой! Я рассчитывал, что сестра, подружившись с мадемуазель Манон, с ее матерью, пособит мне в деле женитьбы... Тут нелепица какая-то! Подумай: я буду женат, буду видеться с сестрой, как же мне скрыть ее от жены? Для этого надо бы жить в каком-нибудь огромном городе вроде Парижа. Да и к чему вся эта таинственность? Право же, каждая женщина — только женщина и госпожа Парангон не лучше остальных... Рука моя дрожала, когда я писал эти слова, я будто кощунствую, понося это небесное создание. Конечно, то, что она сказала Юрсюли, властность, с какою она уже поко рила ее ум, — все это меня смущает, удивляет, не позволяет мне роптать. Войдя к Юрсюли, я заметил, что глаза у нее красные словно она плакала; вместе с тем мне показалось, что она в прекрасном настроении. Она сказала, взяв меня за руку: — Братец, едучи сюда, я еле сдерживала радость при мысли, что с каждым шагом приближаюсь к тебе, а ведь я и не подозревала, что здесь меня ожидает другая радость, которую ты же приготовил мне, сам того не зная. Друг мой, ты отверз для меня два сердца, узнать которые было не трудно... и в миг мое собственное забилось в лад с ними... — Она помолчала, глядя на меня, потом добавила: — Эдмон, все, что мадам тебе сейчас сказала, вполне разумно; размышлять тут нечего, ибо, скажу тебе, нам с тобой выпало великое счастье, что мы нашли такого добродетельного друга... Не будь ее, город... как о нем говорят... мужчины... женщины... все страшило бы меня... — Она взглянула на младшего брата: — Ступай, милый Бертран, возвращайся в деревню, и не поддавайся соблазну покинуть ее; тебе не выпадет такого счастья, как Эдмону. Я последовала бы за тобою, я отреклась бы от всех благ, которые мне здесь сулят, не найди я тут доброй руководительницы, которая только и думает, что о благополучии Эдмона и о моем; здешняя хозяйка для меня — покровительница, которую я уже полюбила как родную мать. — Это колдовство какое-то! — невольно воскликнул я, — и у сестры, и у брата словно одни глаза, одно сердце!.. — Позади меня появилась Тьенетта; она подала кушанья и села обедать вместе с Юрсюлей и Бертраном, а мне сказала, что внизу уже садятся за стол. Я отправился туда.