Но больше всех после епископа помог погорельцам господин Клеман, казначей собора, близкий родственник господ Клеманов, советников парламента в Париже. Он хотел доказать свое глубокое уважение к кюре Куржи, оказывая помощь его пастве и тем самым доставляя ему великую радость.
Эдм-Никола не ограничился этими хлопотами и съездил в Париж за пожертвованиями. Заручившись рекомендациями господина Клемана, он прожил в столице около трех месяцев. Кюре не беспокоился за свою паству, которую оставил на попечение не наемных лиц, а достойного капеллана господина Фуана; тот служил мессу, а Тома Ретиф, еще не возведенный в сан священника, преподавал катехизис и читал священное писание, заменяя проповеди старшего брата. На собранные средства и щедрые ссуды господина Дешана-отца, податного инспектора в Оссере и сеньора Куржи, селение было заново отстроено, и его жителям не пришлось нищенствовать и бродяжничать, что навсегда бы их погубило и отняло бы у государства полезных подданных.
У кюре Куржи имелись враги, но они не осмеливались поднимать голову, ибо поведение его не давало повода для малейших обвинений и сплетен. Оно заслуживает подражания, так как обезоруживает клевету, и молодым кюре не следовало бы пренебрегать подобным примером.
Эдму-Никола ныне за шестьдесят, и он даже удваивает рвение, приближаясь к желанному концу, который должен увенчать его труды. Преемники монсиньора де Келюса относились к нему с уважением, но прежней близости не было: тот был для него вторым отцом и преданным другом.
Прихожане все же упрекают своего кюре в том, что он затягивает службу и тратит много времени на поучения. Этот упрек не лишен основания, хотя почтенный кюре надеется таким путем удержать прихожан от легкомысленных и опасных развлечений. Ему, вероятно, следовало бы подумать о том, что люди не ангелы и надлежит считаться с человеческими слабостями. Впрочем, побуждения служителя алтаря столь возвышенны, что нельзя усомниться в его беззаветной преданности пастырскому долгу.
Да будет мне позволено в заключение привести отрывок из «Школы отцов», где идет речь о почтенном отце Пинаре, который был кюре в Нитри в дни молодости моего отца. Рассказ о нем записан со слов Тулежура.
— Некогда в Нитри устраивались на площадке перед церковью игры, борьба, танцы, состязания в беге. Ни добрейший кюре Пинар, ни школьный учитель Бертье не возражали против этих развлечений, даже против танцев по воскресеньям и в праздники, хотя они привлекали парней и девушек. Тут никогда не происходило ничего предосудительного: дети, привыкшие сидеть в школе бок о бок на уроках закона божьего, не занимаются глупостями, когда развлекаются вместе. Это происходит лишь там, где девочек держат взаперти, воспитывают отдельно, словно хотят сделать из них затворниц. И что же получается? Это все равно, что сильно натягивать тетиву арбалета: чем дальше ее оттянуть, тем сильней она отскочит назад. Когда встречаются юноши и девушки, воспитанные порознь, они ведут себя дурно из желания воспользоваться случаем. Вот почему наш добрый кюре и слышать не хотел об обучении мальчиков отдельно от девочек, чего добивались семьи буржуа из Ноайля, переселившиеся в Нитри. Могу сказать, что сохранившаяся еще у нашей молодежи сдержанность — следствие совместного обучения, при котором мальчики и девочки постоянно видятся. Я знаю, что в городах подобное совместное обучение привело бы к иным последствиям. Дело в том, что в городских женщинах и девушках мужчины привыкли видеть лакомство, которое их манит отведать. Их одежда и украшение — как сахар и мед; мужчины и даже юноши не могут видеть их равнодушно, привычка не притупляет возникшее желание, ибо мода заботится о разнообразии, и таким образом они предстают в вечно новом обличии. Парижанка меняет пять-шесть раз на дню прическу, придающую ей все новый вид. Что говорить об остальных ухищрениях! О румянах и множестве других прикрас, хорошо мне известных по рассказам земляка, служившего лакеем в Париже? Таким образом в столице одна женщина появляется перед мужчинами в двадцати видах, меж тем как наша деревенская девушка всегда одна и та же; воскресный наряд, будучи незатейливым, не слишком ее изменяет. В заключение можно сказать, что в деревнях нет никакой необходимости разделять мальчиков и девочек в школах: подобная мера может дать мыслям дурное направление. Итак, возле церкви происходили различные игры. Взрослые наблюдали, образуя большой круг. Перед лицом подобных свидетелей вряд ли кто-нибудь отважился бы на вольность! Наш добрый кюре не только не отговаривал прихожан от посещения игр, но поощрял их. — Ступайте, ступайте, — говорил он им, — поглядите, как резвится молодежь. В вашем присутствии эти игры всегда будут носить невинный характер. Я сам не могу всюду поспеть: вместо меня пусть приглядывает каждый отец семейства. — Таким образом молодежь по воскресеньям достойно развлекалась, а взрослые забавлялись, на нее глядя; веселье отражалось на всех лицах, и к вечеру все расходились довольные. В наши дни ничего этого уже нет, наши молодые люди встречаются украдкой и говорят при этом одни мерзости.