Однако «Жизнь отца моего» — не трактат о деревне или социологическое исследование, а живая, исполненная красок и движения книга. С ее страниц глядят на нас из глубины столетий французские крестьяне, какими они были в жизни: богатые хозяева и батраки, корыстные и добродетельные кюрэ, женщины покорные и строптивые, деревенские жантильомы, древние деды, разносчики и трактирщики, синдики и мелкие чиновники. Если любви в романе придан характер жертвенности, если она описана как чувство высшее и идеальное, воспринимаешь это как дань эпохе. Примерно так объяснялись влюбленные в век романов аббата Прево, Стерна или Бернардена Сен-Пьера...
Читая «Жизнь отца моего», видишь перед собой людей XVIII века и в них веришь. Исторически глубоко верен и правдив художник Эварист Гамелен, которого Анатоль Франс заставляет говорить образами Плутарха — ведь имена Гракхов и Брутов не сходили со страниц газет во время Французской революции, они гремели с трибуны Конвента. Точно так же правдоподобно звучат сентенции в духе Руссо у отца Ретифа. Он говорит: «Богатство, добытое трудами рук своих, есть богатство праведное», или: «Я оставляю детям в наследство добродетель». Таков был дух времени, когда умами владели «Общественный договор» и «Эмиль» и сентенции из этих книг сделались обиходными, в обществе было модно жить по Руссо — вспомним Марию-Антуанетту с ее барашками в Трианоне, слесарное ремесло Людовика XVI, речи о добродетели в Законодательном собрании и в Конвенте!
С «Жизнью отца моего» тесно перекликается, а кое в чем и повторяет ее, другое сочинение Ретифа о деревне — двухтомный роман «Школа отцов». Название книги говорит о ее дидактическом характере: в ней, действительно, значительно меньше живых эпизодов и описания повседневных сцен, чем в «Жизни отца моего». Ретиф тут больше занимается вопросами нравственного воспитания и общими рассуждениями о деревне. В «Школе отцов» привлекает внимание изложенный в романе проект организации сельского хозяйства на основе обобществления земли, орудий и тягла. Живо и остроумно составлено рассуждение о возможности сделать из сеньоров полезных для общества людей. Об устройстве идеального сельского хозяйства он пишет и в романе «Совращенный поселянин», принесшем, как упоминалось, известность автору. Этот роман написан в форме писем. В издании 1776 г. с пометкой «Гаага» — к этой уловке прибегали парижские издатели, чтобы избавиться от придирок цензуры, — к письмам приложено добавление под названием «Устав поселка Уден, в котором живут общиной члены рода Р*» — это и есть проект сельскохозяйственной коммуны, изобретенный Ретифом для идеальной деревенской общины, о котором он говорит в «Школе отцов». В этом уставе развернута предметная программа реформированного сельского хозяйства. Ретиф описывает практическую форму, какую, по его мнению, должно принять землевладение во Франции. В уставе немало любопытных подробностей, предложений, как делить доходы, сообща работать, распределять обязанности, хотя, если верить критикам, Ретиф тут не так оригинален, как в своем проекте рабочей ассоциации, с которым он обратился к властям после революции.
Однако значение «Совращенного поселянина» не в этом уставе и не он, разумеется, обусловил успех книги Ретифа. «Совращенный поселянин» ближе всего подходит к представлению о реалистическом романе, как о сочинении, где развертывается личная судьба человека, описанная художественными средствами и представленная в связи с событиями на фоне реальной жизненной обстановки. Биографические моменты в «Совращенном поселянине» менее выставлены, чем это обычно бывает у Ретифа, и если, как было сказано выше, мотивы этого романа близки личным переживаниям автора, он сумел тут, наделив ими другое лицо, художественно их обобщить в судьбе своего героя.
В «Совращенном поселянине» перед нами молодой человек, который покидает деревню, описанную идиллически прекрасной, так как считает, что только в городе он найдет применение своим способностям и обретет счастье. Действительность его разочаровывает очень скоро. Юноша убеждается в том, что в обществе следует проводить разницу не столько между городом и деревней, как между пожирателями и пожираемыми. Любой человек неминуемо попадает в тот или другой разряд. Переводя это на современный язык, скажем, что Ретиф очень отчетливо разглядел имущественную основу разделения людей и понял, что социальное неравенство основано именно на разнице состояний. Последующая судьба молодого крестьянина наглядное тому подтверждение.