Знаешь ли, зараза мне передается, и я становлюсь лицемером. Ваш брат не краснеет ни при каких обстоятельствах, я же еще не решаюсь предстать таким, каким вы меня сделали. Когда я пишу брату, я прикрываю свое сердце занавесом, чтобы скрыть опустошения, которые вы в нем произвели. Ты сам поймешь, в каком смысле надобно воспринимать то, что я говорю, любезный ментор. Я оказался бы плохим твоим учеником, если бы еще придерживался устаревшей деревенской морали. Однако я всегда буду почитать своим долгом относиться с уважением к предрассудкам брата. Кстати, напиши мне так, чтобы твое письмо помогло преодолеть его щепетильность в отношении Лоры; ведь он говорит без обиняков, что я не могу жениться на другой, пока Лора не откажет мне. Друзья целуют тебя. Ты по достоинству оцениваешь их дружбу (за исключением дружбы д’Арраса; он тоже к тебе расположен, хоть и намеревался над тобой подшутить). Моя же дружба — искренна, и ты знаешь, что иною она и не может быть, даже согласно учению твоего мудрого Эпикура; ведь он говорит, что дружба — это поле, требующее обработки.
Здесь необходимо предупредить читателя, что мы сочли нужным изъять, не упоминая об этом, много таких подробностей, которые разъяснили бы природу привязанности Годэ к Эдмону; тут необходима самая глухая завеса; впрочем, эти подробности не имеют никакого отношения к развитию событий, ибо вкусы и намерения совратителя изменились в связи с его знакомством с Лоретой, в которую он безумно влюбился.
ПИСЬМО LXX
Сударыня и глубокочтимая кузина!
Единственное, что могло несколько утешить меня в Вашем отсутствии, это Ваше письмо. А то, что я получил сегодня от Юрсюли, побуждает меня еще более ценить Вас и быть Вам признательным. Это не означает, что я надеюсь со временем стать достойным Ваших благодеяний; нет, сударыня! То, что Вы делаете для сестры и для меня, превышает всю нашу признательность; но мы безгранично верим в Вашу доброту, а потому надеемся, что Вы примете нашу признательность такою, как она есть.
Позвольте, сударыня, поделиться с Вами планом, который я, однако, осуществлю лишь в том случае, если Вы его одобрите. Вы знаете мою слабость. В возрасте, когда бушуют страсти, трудно справиться с сердцем, уже познавшим сладость любви; то ли по уже усвоенной привычке, то ли потому, что от природы я склонен воспламеняться скорее других — но пустота в сердце для меня невыносима. Я вновь повстречался с Эдмэ, девушкой, о коей госпожа Луазо Вам, несомненно, говорила; признаюсь Вам, что при виде ее в моем сердце вновь ожили чувства, которые она возбудила в нем в Во, и мне кажется, что самым благоразумным было бы соединить наши судьбы. Таким путем я приведу к Вашим стопам, сударыня и любезная кузина, еще одну почитательницу, — если только Вы одобрите мои намерения. Здесь на моем пути с каждым днем возникают все новые опасности; но есть опасность еще большая, о которой я не смею говорить; милая Эдмэ предохранит меня от нее; так, по крайней мере, мне думается, судя по тому, что с тех пор, как я с нею вновь встретился, мне не хочется участвовать в вечеринках, на которые меня часто приглашают. Я непрестанно помню о Вас, прекрасная и добродетельная кузина. Помня о том, какие у Вас планы насчет моей будущности, я вряд ли осмелился бы просить Вашего одобрения на мой союз с мадемуазель Сервинье, но я чересчур хорошо знаю, что благородная, возвышенная и чистая душа, обитающая в теле восхитительнейшей из женщин, внушает ей помыслы бесконечно более высокие, чем мысли прочих людей. Для любви, как Вам известно, существует определенный возраст; Вашей милой сестрице до него еще далеко, и я опасаюсь, что, когда она достигнет оного, мы с нею уже не будем подходить друг другу, — словом, что она отвергнет меня. Скажу, кроме того, что сейчас я силюсь выпутаться из сетей кокетки, которая, желая удержать меня, пользуется самыми соблазнительными чарами сладострастия.
Несчастье мое в том, что я могу преодолеть увлечение только путем другого увлечения и отказаться от недозволенных утех, лишь заменив их дозволенными, столь же острыми, но не столь преходящими. Я нахожу в Эдмэ больше прелести, чем в той, которую собираюсь покинуть, притом Эдмэ привлекает меня невинностью и скромностью, коих нет у первой. Эдмэ берет верх; но кокетке, всегда вооруженной, нетрудно будет завладеть слабым сердцем, постоянно готовым воспламениться, если я не вручу его без остатка более достойному предмету, с которым вступлю в священный союз. Как Вы понимаете, сударыня и возлюбленная кузина, самые мои грозные враги в данном случае гнездятся во мне самом; это мои необоримые страсти. Эдмэ удовлетворит их лишь после того, как наш союз будет освящен, соперница же ее ждет только минуты, когда сможет заключить меня в свои объятия.