Вот все мои тайны, обожаемая кузина; доверяю их Вам; тут они все, за исключением лишь одной и именно той, в которой сокрыта главная опасность, ибо сия тайна побуждает меня вести самый рассеянный образ жизни, лишь бы отвлечься от сладостной, но преступной мысли, останавливаться на коей все равно, что стоять на раскаленных угольях. Решите же мою судьбу.
Остаюсь глубоко уважающий, бесконечно преданный, и т. д.
ПИСЬМО LXXI
Любезный друг, попроси жену немедленно написать моей прекрасной кузине и заступиться за меня. Спросишь, что случилось? Потерпи минутку и все поймешь. Твой преданный и непутевый друг совершает в ваше отсутствие уйму оплошностей; будь он возле вас, он охотно вам во всем бы исповедался, но доверить это бумаге не решается; он признается только в том, что делает ему честь. Он влюблен. «Тут нет греха», — заметит твоя милая подруга. Он влюблен в юную, трогательную Эдмэ, с которой мы с вами встретились в Во; он хочет на ней жениться. Твоя жена опять-таки скажет, что это вполне естественно. Но он хочет, чтобы его намерение одобрила госпожа Парангон, по отношению к коей он питает все чувства, какие могут внушать дружба, любовь и родственные узы; а эта дама имеет на него иные, известные вам виды. Вы знаете также, сколь лестным показался мне ее план, когда она мне о нем поведала: сердце мое тогда было... свободно, то есть я не смел тогда отдавать никому предпочтение; предстоящее обладание драгоценным даром, обладание девушкой, которую мое воображение наделяло невыразимой прелестью, — все это вселяло в меня радужную надежду, тем более, что в моем тогдашнем положении я не мог рассчитывать ни на что более реальное. Но вот я опять увиделся с Эдмэ; сердце мое помимо воли вновь открылось для упоительного чувства, зародившегося во мне при первой встрече. Коль скоро вы оба знаете сию прелестную девушку, я прошу посредничества госпожи Луазо и умоляю ее поддержать меня в письме к кузине. Я боюсь, любезные друзья мои, не отказа, мне страшно ее огорчить. Если твоя милая супруга поведает кузине обо всех достоинствах Эдмэ (которую, помнится, она и сама видела), то я надеюсь, что удастся убедить ее в моей правоте, что именно и требуется.
С тех пор как мы возобновили знакомство, я нередко вижусь со своей возлюбленной, но я не хочу говорить с ней о женитьбе до тех пор, покамест не будут устранены все препятствия. Она добродетельная, ласковая, простодушная. Поведение ее старшей сестры, которая весьма расположена ко мне и всячески содействует нашим встречам, могло'бы подвергнуть милую Эдмэ некоторой опасности, не будь мое уважение к ней столь же глубоким, как и моя любовь. Они знают, что я был женат и овдовел, но они, как видно, избегают затрагивать эту тему. А так как мне еще рано предстать перед их родителями, то я всячески обхаживаю старшую сестру, чтобы она позволяла младшей встречаться со мной; и вот, желая доставить мне полное удовольствие, она провожает сестру с тем, чтобы дать нам спокойно побыть наедине, когда мы забираемся в какой-нибудь укромный уголок. Сначала я не понимал, чем объяснить подобное поведение со стороны столь порядочной девушки, как эта старшая сестра, секрет недавно раскрылся, и вы узнаете об этом в конце моего письма.
Сегодня утром мы ходили в осинник, что на берегу Ионны, над плотиной (чудесное местечко, куда и вы не раз приходили поворковать); мы уселись в самом тенистом уголке. Като (старшая сестра) ушла в сторону, сказав, что хочет нарвать нарциссов. И вот я наедине с Эдмэ. Я стал изъясняться обворожительной девушке в своей пылкой любви; скромный румянец придавал всему ее облику ту особую пикантность, ту манящую сдержанность, которые волнуют до глубины души. Я взял ее руку; она ее не отняла, но опустила влекущий взор, в котором всегда поблескивают искорки любви. Я ей сказал: — Прекрасная Эдмэ, нет вам равной! — Она подняла свои чудные глаза и на мгновение наши взгляды встретились; молния, сверкнувшая в ее взоре, была мне ответом. — Как вы прелестны, — продолжал я, — как достойны любви! — Я еще не мечтала об этом. — Неужто? Ваше сердце все еще недоступно чувству..? — Недоступно? (Тут последовал вздох). — А если это не так, то сколь же счастлив человек, которому удалось его тронуть! — Не думайте, что кто-то другой... — возразила она с живостью; она покраснела и потупилась. Восклицание ее, столь же стремительное, сколь и наивное, привело меня в восторг, однако я не показал виду. — Я знаю, что вы хотите жить, не связывая себя узами чувств. — Нет, почему же, — ответила она, — но как мне поверить, что вы любите меня? — Это другое дело; я клянусь вам и готов дать любое доказательство. — А что касается меня, то я должна молчать; то, что дозволено вам, не дозволено мне. — Прелестное дитя!.. Соблаговолите сказать мне только, могу ли я надеяться? — Вы и так уже разгадали меня. — Пока у меня не будет полной уверенности, я буду постоянно сомневаться. — Когда девушка соглашается, как я, выслушать признание в любви, она тем самым уже отвечает поклоннику. — Да, но существует язык и более определенный, существуют доказательства более убедительные. — Так говорите же! Я дам любые доказательства. — Любые! Эдмэ, любые! — Да, все, какие пожелаете, и тем самым я узнаю, насколько вы любите меня... Не удивляйтесь моим словам; вчера я вычитала в книжке, что «девушка в большей безопасности возле того, кто действительно любит ее, чем возле равнодушного мужчины, ибо первый — хранитель ее невинности, а второй помышляет только о том, как бы ее невинность похитить». Вы любите меня, верю; то, как вы со мной говорите, ваши взгляды... Со мной еще никогда так не говорили и никогда так на меня не смотрели.