Относительно мадемуазель Сервинье поступай, как считаешь нужным. Эдмэ мне по душе. Ежели у Бертрана с нею что-нибудь получится, мне хотелось бы, чтобы он привез ее сюда; она станет подругой моей жены, и я знаю, что жена стала бы любить ее еще горячее потому, что ты ее любил. Мы все целуем тебя. Остаюсь твой брат и лучший друг.
ПИСЬМО LXXIV
Я с двумя братьями посетил отца Эдмэ. Бертрана и Жорже я обо всем предупредил, Катрин предупредила своего отца, а меня представила ему еще за два дня до того, сказав, что я — личный друг ее духовника, приора францисканского монастыря. Жорже, как тебе известно, добродушен и прям, но несколько корыстен; посему он мне заранее обещал исполнять все, что бы я ему ни велел; он сдержал слово; зато Бертран, более щепетильный, ничего мне не обещал, сказав, что сначала надобно посмотреть. Но я им тоже доволен. Предварительно я наедине поговорил со стариком насчет старшей дочери. Это человек старого закала, из тех, что сразу дают согласие, если предложение им нравится, и понимают вас с полуслова. Он знал о том, какое положение занимаем мы в деревне, и т. д. Когда я его уведомил о предстоящем приезде батюшки, это, по-видимому, весьма польстило ему; он собирается как следует угостить отца и попотчевать лучшим вином. В этом радость стариков и их утешение, ибо все остальное для них уже утрачено безвозвратно.
Заметив, что он в хорошем настроении, я хотел было заговорить об Эдмэ и Бертране, да побоялся, что старикан проболтается; я хочу устроить дело так, чтобы девушка не по принуждению, а по собственной воле исполнила наши желания. Для начала хорошо уже то, что она приглянулась Бертрану; он уверил меня, что другой жены не желает. Кроме того, я хотел узнать у Эдмэ, какого она мнения о брате. Она отозвалась о нем с похвалой. После первого посещения Жорже и Бертран еще два раза без меня побывали у своих возлюбленных; приняли их отменно; к Жорже относятся уже как к поклоннику, а к Бертрану просто как к его брату. Что из того! Пусть его там любят, а как любят — это уже другое дело; внести некоторое изменение в характер этого чувства легче, чем внушить его заново. Вот каковы дела. Перейдем к другим новостям, они тоже порадуют тебя.
Одна новость, чрезвычайно для меня важная, это, что на днях возвращается госпожа Парангон. Я только что узнал об этом из письма Юрсюли; его передал мне советник, которому она сама его вручила, вероятно, для того, чтобы мы с ним встретились. Не могу тебе передать до чего любезен был со мною этот господин, как дружественно со мною обошелся и как предлагал всяческие свои услуги. На все это я отвечал должным образом и ничем не выдал, что мне известно его чувство к сестре.
А вот письмо Юрсюли.
«Пишу тебе в большом расстройстве, любезный братец. Скоро я лишусь той, что мне дороже жизни. Мне здесь хорошо, но вся прелесть столицы заключалась для меня именно в ее присутствии. Не забывайте оба писать мне почаще; единственной моею радостью будет переписываться с вами. Через неделю... о, как незаметно она пролетит... через неделю она уезжает. Каким счастливцем станешь ты, братец! Ты будешь видеть ее изо дня в день, будешь беседовать с нею... Почаще поминайте меня, чтобы я была хоть в ваших мыслях, так же как вы в моих... Не следует, однако, изображать мое положение более мрачным, чем оно будет в действительности; наш почтенный друг оставляет как бы часть самой себя в лице мадемуазель Фаншетты; не могу тебе передать до какой степени она привязана ко мне и сердце мое отвечает ей тем же; трудно найти создание очаровательнее этой девочки. У нее будет и нрав и миловидность сестры. Немалое преимущество также жить под наблюдением госпожи Канон; правда, она воспитательница строгая, но что мне до ее строгости, если я пуще смерти боюсь чем-либо нарушить свой долг?