Он оставил нас наедине. Эдмэ была так смущена, так взволнована, что еле слышала последние слова отца. Когда мы оказались одни, пришлось объяснить ей, о чем идет речь. Для меня сцена была тягостная, я не знал с чего начать; вот как я, тем не менее, взялся за дело. — Эдмэ, никогда еще вы не были мне так дороги, как сегодня; однако... (она вскинула на меня глаза; ах, что за влекущий взгляд!..) однако, сердце, пылавшее страстью к другой, уже недостойно вашего. — Почему же? Если оно любит меня, если меня это радует? — Нет, прекрасная Эдмэ... Оно само себя казнит... оно хочет, чтобы вы были счастливы в той степени, как того заслуживаете. А чтобы дать вам счастье, надо быть уверенным в себе, не ведать порока и его опасных чар... Став вашим мужем, я подверг бы вас опасности изведать непостоянство; к тому же, тут много и других препятствий... Тем не менее, я прошу вас составить счастье моей жизни... да, без вас я не могу быть счастливым. — О чем же вы просите, сударь? Что хотите сказать? — Согласитесь стать мне сестрою! Бертран обожает вас, он более достоин вас, чем я, человек, обуреваемый жестокими страстями, которые постоянно влекут его в сторону. — Теперь понимаю: вы полюбили другую! — Не думайте, что я изменился по отношению к вам, мадемуазель; не будьте несправедливой; если вам угодно ввергнуть меня в отчаяние — возненавидьте меня и откажитесь стать моей сестрой... Ах, любезная Эдмэ, удостойте моего брата чувством, которое составило бы мое счастье, если бы прежние обязательства... — Счастья вашего оно не составляло, сударь, да никогда и не составило бы, нет, нет!.. Обязательства... Боже, значит вы забыли о них! — Объяснять все это пришлось бы слишком долго... но если вы требуете, не стану таиться: если я и был перед вами виноват, то это относится только к тому времени, когда не рассчитывал вновь встретиться с вами. Однако выскажитесь, мадемуазель; если вы требуете, чтобы я порвал связи... довольно крепкие... чтобы я обездолил несчастный плод... (Как видишь, я не лишен ловкости; не прибегая к прямой лжи, я не говорил и всей правды, но что ж поделать? Я следую твоим правилам). — О небо, — воскликнула в ужасе милая девочка. — Распорядитесь же моей судьбой, — продолжал я, — судьбою брата: составьте счастье четверых или же... — Довольно! Вместо себя вы предлагаете мне хорошего человека; у меня нет против него предубеждения, я ценю его достоинства... Но... вы только и делали, что огорчали меня! — Любезная сестрица! — я бросился к ее ногам, — позвольте мне называть вас этим сладостным именем!.. Позвольте воззвать к вашему сердцу; я люблю вас, я вас боготворю, соблаговолите же осчастливить меня в лице моего брата, который мне бесконечно дорог. Я не прошу, чтобы вы решились сразу же; позвольте Бертрану открыть перед вами свое сердце; отнеситесь к нему всего лишь как к брату возлюбленного вашей сестры и... как к моему брату. Как только вы его поближе узнаете, смею вас уверить, вы его оцените за его собственные достоинства. Он боготворит вас; он сам говорил; как же отвергнуть милого, ласкового юношу? — Это уже слишком! Оставьте меня, оставьте! Ступайте! Я не стыжусь своих слез, однако оставьте меня, оставьте, прошу вас... мне никогда не следовало бы встречаться с вами... вы нарушили мой покой с первого же знакомства... жестокий человек, оставьте меня! — Пришлось, любезный мой, удалиться и, право же, в тот миг я был не менее достоин жалости, чем та, что изгоняла меня. Я не преминул сообщить о случившемся Катрин и обоим моим братьям. Первая бросилась к Эдмэ (грубовато:) — Да что же это такое? Ты плачешь... (помягче:) Друг мой, милая сестрица, я не собираюсь бранить тебя, ты знаешь, как я люблю тебя; но скажи на милость, какая разница? Разве не стоит один другого? Знаешь, уж если говорить начистоту, Эдмон парень чересчур самодовольный, только собою и занят. Бертран куда привлекательнее — положительный, кроткий, он тебя любит и будет любить; все это надо принимать во внимание... Отвечай же, милая сестрица; неужто ты хочешь, чтобы в моей новой семье меня стали попрекать за то, что ты отказалась от моего деверя? Подумай, какую каверзу ты мне устроишь. А вдруг мои взбеленятся и откажутся сыграть свадьбу, так ведь мысль обо мне станет преследовать тебя как злой дух. Хоть я тебя и люблю всем сердцем, но, пожалуй, пристукнула бы тебя, случись это по твоей вине... Но не о том речь. Бертран хороший малый, если захочешь, еще как тебе понравится! Ей-богу, я это чувствую. Мне кажется, над такой заменой я ни минуты не задумывалась бы. — Господи! Любезная сестрица, — отвечала Эдмэ (не особенно удивленная речью сестры), — не беспокойся; твое счастье мне так же дорого, как мое собственное; положись на мою дружбу. — Тут Катрин позвала Жорже. А тот, кому так хотелось последовать за ним, не решился войти. Целых полчаса влюбленные взывали к великодушию Эдмэ, потом они сделали знак Бертрану, чтобы он заменил их. Они несколько раз убеждали Эдмэ позволить ему войти; но девушка рыдала и говорила: — Нет, нет, он может подумать, что я плачу оттого, что он мне противен.