И уже совсем презрительно, в адрес самого Данилы, Харитон добавил:
— Это для вас, женатых, раз юбка, то уже только — баба и тьфу! А мы, народ, понимаем, что и среди юбочниц может быть дивчина — во! У нас, брат, на шахтах промежду откатчиц и горовых геройские девчата есть! Полезешь к ней — ущипнуть или вообще пошутить, — даст так, что и зубов не соберешь! Во!.. Сознательные и самостоятельные!
Теперь и Данила и Харитон преисполнились вдруг сознанием собственного достоинства. Это было удивительное, ранее вовсе незнакомое чувство. Делегат! Это значит, что не кто–то там за тебя, а ты — за кого–то. И не за кого–то там одного, а за многих, даже за всех. Лицо, так сказать уважаемое и полномочное.
Такие чувства как–то даже возвышали тебя в твоих собственных глазах, поэтому и держаться надлежало соответственно — не так, как всегда.
Только когда уже предложено было записываться во вновь созданный Союз рабочей молодежи имени Третьего Интернационала, Данила с Харитоном не выдержали, сорвались с места и начали протискиваться вперед, оттесняя менее проворных, вовсе не как почтенные делегаты, а как обыкновенные Данько и Харько с Печерска, — уж очень хотелось им записаться первыми.
В перерыве к Даниле с Харитоном подошла Лия Штерн.
— Здравствуйте, хлопцы! — весело поздоровалась она.
— Здравствуйте, — Данила и Харитон отвечали чинно, как и надлежит делегатам, да и зуб у них был против этой дивчины, вместе с которой когда–то пришлось драться против монархистов на Крещатике: зуб за то, что их товарищ Флегонт начал… вроде увиваться подле нее и, таким образом, как бы изменять барышне Марине Драгомирецкой — руководителю их певческого общества, не пожалевшей собственного велосипеда, чтобы как следует поздравить Данилу с Тосей по случаю их женитьбы.
Лия с Флегонта и начала.
— А где же Флегонт? — спросила она. — Что–то я его не вижу!
— Это уж вам лучше знать, где он должен быть, — буркнул Харитон неприязненно и даже с вызовом.
Лия была огорчена. Выходит, Флегонт отнесся индифферентно к созданию большевистского союза молодежи. Таким образом, приходилось признавать, что вся ее, Лиина, большевистская пропаганда, направленная на представителя молодой интеллигенции, гимназиста Флегонта, не дала результата, — никудышный, следовательно, из нее партийный деятель! Тем более, что и с этими хлопцами, молодыми представителями рабочего класса, она, большевичка Лия Штерн, так и не сумела найти общий язык.
И чувство неприязни к Марине Драгомирецкой снова завладело Лией. Это она, Марина, вырвала Флегонта из–под ее вляния! А Лия ещe ходила к ней с открытым сердцем, вела высокопринципиальные разговоры — тратила время на эту деятельницу из националистической «просвиты»! Ясное дело: Флегонт, вместо того чтобы прийти на молодежное собрание, о котором Лия столько ему говорила, сидит сейчас, конечно, у Марины и… любезничает с нею…
— Нет! — отрезала Лия сердито. — Мне неизвестно, где сейчас Флегонт…
Отгоняя прочь дурные мысли, Лия подошла к Мищку Ратманскому и Шуре Ситниченко, разговаривавшим с Лаврентием Картвелишвили.
Мишко Ратманский встретил ее весело, даже залихватски.
— Ну как, Лия? — закричал он навстречу. — Здорово, а? Скауты, эсеровские «юсики» и меньшевистские «сомики» демонстративно покинули собрание! — Он захохотал. — А двести пятьдесят человек уже записались в наш «Третий Интернационал»! — От полноты чувств он даже хлопнул Лию по плечу. — Третий Интернационал на свет еще не родился, eго еще и в природе не существует, а у нас в Киеве на Печерске он уже есть! А? Здорово?
Мишко Ратманский вообще был веселого характера и парень хоть куда. Стройный, крепкий, с горячими живыми глазами, Мишко мог бы слыть первым кавалером в кругу самых привередливых девчат. Но точно так же пользовался он любовью и у знавших его ребят — за энергичность, компанейский характер, верность в дружбе и непримиримость ко всем врагам. Всю свою энергию и живость характера Мишко отдавал сейчас одному — делу организации его ровесников; все свои чувства, душу и сердце — только предмету своей любви. А предметом восемнадцатилетнего Мишка Ратманского была революция. Еще пятнадцатилетним мальчишкой, до войны, слушая своего учителя, большевика Петрова–Савельева, влюбился он в прекрасный образ непорочной Девы: в грядущий коммунизм на земле!
— Так что, дорогая Лия, можешь уже записать в протокол: Третий Коммунистический Интернационал создан!