…заки море перелечу, крилонька зітpy…
6
В ту ночь Киевский железнодорожный узел работал с большой нагрузкой — в районе станции Киев–первый и Поста Волынского.
На станцию Киев–первый сразу же после полуночи один за другим прибыло несколько маршрутов, и разгрузка длилась до самого восхода солнца. Выгружались прожекторы с динамо–машинами, большие бухты колючей проволоки, ящики со снарядами к скорострельным пушечкам системы «Гочкис» и цинковые коробки с пулеметными лентами. Под утро прибыл и эшелон с людьми. Личный состав немедленно выстроился, перестроился в маршевый строй и тронулся по Бульонной и Васильковской, потом через центр города — в Бендеровские казармы. Солдаты были с оружием, и у каждого на левом рукаве серебряный череп над двумя скрещенными костями. Еще один «ударный батальон смерти» вошел, таким образом, в состав гарнизона города Киева.
На Посту Волынском разгружалось сразу два эшелона. И теплушки в них были «сорок человек — восемь лошадей». Коней по помостам выводили прямо на линию и сразу же седлали. Потом, выстроившись здесь же, на железнодорожном полотне, конники трогались через Караваевские дачи, по Брест–Литовскому шоссе, через центр города — на Подол. Это был семнадцатый донской казачий полк. И это был уже двенадцатый полк донцов на территории тыла Юго–Западного и Румынского фронтов.
Под утро аппарат прямой телеграфной связи со ставкой — у аппарата неотступно сидел старший офицер для особо важных поручений штабс–капитан Боголепов–Южин — принял сообщение: с разных пунктов тысячекилометровой линии фронта в направлении на Киев готовятся к отправке еще семнадцать воинских эшелонов разных родов войск.
Штабс–капитан Боголепов–Южин по приказу начальника тыла округа генерала Квецинского передал в ставку, чтобы ни в коем случае не высылали технические, зараженные большевистскими настроениями, части, а также части украинизированные; нужны только «ударники», юнкера, георгиевцы, конница. В ответ сообщили: готовьте место под постой пятнадцати — двадцати тысяч человек.
Комиссар фронта, меньшевик Иорданский, по приказу комиссара ставки эсера Савинкова стягивал верные Временному правительству войска в центр тыла фронта, в решающий узел коммуникаций между Юго–Западным и Румынским фронтами и столицей Петроградом: штаокр — Киев должен быть наготове.
Товарные станции Киевского железнодорожного узла работали сейчас с полной нагрузкой, но на вокзале Киев–пассажирский, наоборот, царила тишина, будто в момент забастовки: пассажирские поезда не прибывали и не отправлялись, их задерживали где–то под Нежином — с севера и под Фастовом — с юга.
7
Владимир Кириллович Винниченко сидел в зале первого класса, прихлебывал холодный чай с вонючим монпансье и проклинал все на свете: нарушение графика пассажирских поездов, Временное правительство и позднее ночное время, когда небезопасно возвращаться по темным улицам домой, чтобы поспать хотя бы два–три часа. Проклинал даже самое Центральную раду.
Причин для нервозного состояния у Владимира Кирилловича было достаточно.
Во–первых, поезда опаздывают сюда, — следовательно, опоздают они и в Петроград, а быть в Петрограде генеральный секретариат обязал Винниченко на позднее, чем послезавтра утром. Необходимо было все–таки вырвать из горла Сашки Керенского согласие на удовлетворение всех требований Центральной рады — момент был самый подходящий: большевики приперли Временное правительство к стенке, и без поддержки Центральной рады на Украине дело его, конечно, будет… табак. Как же не использовать такой удобный момент?..
Во–вторых, Винниченко уже осточертела вся эта морока с большевиками: то они входят в Центральную раду — в целях борьбы за национальное освобождение; то они не входят в Центральную раду — ввиду несогласия рады на осуществление идей социального освобождения; то они снова входят — чтобы поддержать демократический элемент в Центральной раде и сорвать ее антидемократические тенденции.
Так с кем же все–таки идти на сговор? Против Сашки Керенского — с большевиками или с Сашкой Керенским — против большевиков?
Владимир Кириллович со зла потер щеку и ощутил под ладонью густую, колючую щетину. Фу–ты, черт возьми, не успел побриться! За этими государственными делами некогда и за собой следить! Ихтиозавром скоро станешь!
Этого Владимир Кириллович не любил: он всегда чувствовал себя европейцем, джентльменом, денди.
Винниченко отправился разыскивать парикмахерскую. До отправления поезда оставалось еще часа полтора — хватит времени и побриться, и бородку поправить: французская бородка «ан сиркль» была предметом особой гордости Владимира Кирилловича, бонвивана, мужчины в «соку», кавалера «с изюминкой».