Макс резко пришёл в себя, мгновенно выцепил в зале тот взгляд, который ему был наиболее важен. Показалось, что в нём презрение и сарказм. Сразу вскипело всё внутри от ярости и отчаяния. Макс толкнул от себя танцора-прилипалу и даже влепил ему в челюсть!
— Вот вы как обо мне думаете? — крикнул он сквозь застывший зал в сторону стола, за которым все вытянули шеи и испуганно наблюдали за действом в центре зала. — Вот как ты обо мне думаешь! Что я блядь и алкоголик? И меня достаточно потискать? Ты, понимая, что я приехал к тебе, во всём этом участвуешь?! И кайф, наверное, от этого получаешь? Почему было просто не прийти и сказать? Зачем тебе весь этот спектакль?
Но Макс, читая сей шекспировский монолог, не заметил поднявшегося танцора. Парень был действительно огонь, терпеть такое необожательное к себе отношение он не мог. С воплем: «Меня? Бить?» — он налетел на оратора и треснул его по голове. Речь окончена. Занавес.
***
— Все ушли.
— Юрку зачем выгнала? Себе бы оставила…
— Вот ещё! Лежи, не разговаривай.
— Не разговариваю.
— Нехилая паника у них образовалась…
— Насрать.
— Он мне шепнул, что придёт завтра.
— Опять с группой поддержки?
— Один. Видишь, даже драка может иметь позитивное последствие. Лежи ровно! — Агата меняла на лице Покатова какую-то примочку.
— Н-да… Этот Жан определённо самое сильное звено в их шайке-лейке.
— Красивый!
— Золотой мальчик просто! Я вон тоже озолотился… Полуживой, но свечусь весь!
___________________________
* «Tessellate» (Мозаика), британская инди-группа alt-J.
========== Явление VII ==========
Не спал всю ночь. Или казалось, что не спал. Он знал, что демоны сна могут заигрывать с рефлексирующим объектом полночи, кидать его из парного в холод, из озарения в глупость — смеяться над слабоумным. В голове пусто, вакуум, вселенское безмолвие, сменяющееся хаосом шума и мыслей. «Он придёт! Любит? К чёрту такую любовь! Я ему кто? Жертва эксперимента? Может, это не его ребёнок? Он смотрел так виновато… Он виноват! Миллион раз! Нет, два миллиона! И он опять в вельветовых штанах! Если бы не этот вельвет… Кстати, классный ребёнок! Глаза его — зелёные. Не видел таких глаз больше… «Линзы? Что?» А он ведь был искренен! Не знал про линзы! Я же таких зелёных глаз не видел никогда. Ни-ког-да!!! Да! Да… Я тоже виноват. Придурок был, факт! Он говорил: «Не уходи!» А я бежал. Мне казалось, что жизнь утекает сквозь пальцы, что надо ухватить часть и мусолить в своё удовольствие. Я виноват! Так стыдно. Предложил ему секс втроём. Был такой мулат Лу. Ходил в полосатом вязаном свитере и зимой и летом. Губы с кислинкой, взгляд всегда в космос, волосы пахли чердачной пылью. Лу пищал от моего парня, шёл напролом. А я? Издевался над обоими… Виноват… Помню его непыльный, телесный запах, его мутный взгляд, его сладкую мочку уха, как он стонал от зубовных поцелуев ниже пупка… Вкусный был тартар. Особенно в этой сырной пене. Может, остаться здесь? Дома! Он уже не сможет без меня. Уже не смог! Он придёт. А я? Я готов к нему, к любому. Мне плохо без него. Я прожил столько времени без любви. Он — единственное, что я могу вспомнить… Я помню всё, просто мне не хватило сил, не хватило сил.
Марево слов, мыслей образов, тяжёлых и смутных снов…
Утро внезапное, жёсткое, упрямое, прицельно по голове, неожиданно, вдруг, муторное, глухо, «ещё спать». На потолке тени, а с тумбочки слишком громкий звук будильника. Нет, встать не смогу. Надо жить, надо вы-дю-жить.
Рядом Агата. Наливает какой-то напиток. Подозрительный. Из репертуара Антона Антоныча. Имбирь? Облепиха? Дурман? Цианистый калий? Зато гибкость в теле и ясность в мыслях. Обещаю всё написать сегодня. Отчёт. Приговор. Вердикт заинтересованного лица. Напишу-ка правду: и о брикетировщике, и о растрате горюче-смазочных, и о пропущенной диспансеризации, и о неадресных закупках за 2014… будь он неладен — год великого перелома…»
Макс упрямо тыкал в клавиатуру маленького ноутбука. Тыкал и тыкал… На лице обозначилась окологубная складка коварства… Не пронесёт, не смягчится, не сделает вид…
Стук в дверь.
Пауза.
Ещё раз стук. Более решительный. Типа: «Что ты выделываешься?»
«Он придёт завтра…»
— Входите! — Конферансье болен, поэтому хрипл и не уверен в номере.
Дверь приоткрылась, и на пороге — он. Ландыш.
— Привет. Как ты?
— Повторяешься. Этот вопрос уже был. Вчера. Кинь-ка мне халат. А то я тебя стесняюсь.
— Как самочувствие? — Эрик прошёл в номер и подал синий махровый халат Покатову.
— Не сдох пока. Ты пришёл извиняться?
— Типа того. — Гость сел в кресло. — В принципе, я мог предположить, что Жан выкинет что-то такое. Впрочем, может, тебе вставили мозги таким образом.
— Жан твой парень? — не обратил внимания на последнее Покатов.
— Слава богу, нет! — ухмыльнулся Эрик. — Жан — парень для всех: слишком талантлив, хорош и капризен.
— А кто же твой парень? Я как-то его не обнаружил.
— Просто это не твоё дело.
— Зачем ты всё это устраивал? Агата сказала, что по экономической части всё совсем неплохо…
— Я обязан Антону Антоновичу. Давняя история: молодость. Неосторожность. Влюблённость. Каминг-аут. Увольнение. Всеобщее презрение. Вставная челюсть. А он помог. Я даже жил у него пару месяцев. Он гуманист-утопист, считает, что мы из запутавшихся, стоит только постараться — и будет как у людей: «Всё известно: сначала будут копить на телевизор, потом на стиральную машину, на холодильник. Все, как в Госплане, на двадцать лет вперед расписано*». Может, он и прав. У твоего же получилось, почти…
— Это «почти» даёт мне шанс.
— Думаешь, он бросит свою тёплую уютную трясину и отправится в сказочное Эльдорадо, в пасть твоей столичной тусовки? Оставит здесь ребёнка?
— А почему нет?
— Потому что здесь — другой мир, который ты либо забыл, либо стёр из памяти. Наше провинциальное «знай своё место» дрессирует похлеще кнута.
— Но ты же не дрессированный?
— Ошибаешься. Только и делаю, что цирковые репризы и аттракционы пишу.
— Хм… это я заметил. Ты талант.
— Ладно, я побегу… Вообще-то, я Агате Сергеевне бумаги приносил на подпись, ненадолго. И вот… Возьми его телефон. Просто позвони, нет ничего конфиденциальней, чем сотовая связь. — И Эрик протянул бумажку с десятью цифрами.
— Спасибо, — растрогался вдруг Покатов. — Может, махнёшь с нами в столицу?
— Нет. Моё место здесь. Антон Антонович без меня — никуда.
— Что ж, будете у нас на Колыме… — Макс даже приобнял Ландыша.
— Нет уж, лучше вы к нам…
Эрик ретировался, хотя еще минут двадцать разговаривал с Агатой в коридоре. А Макс смотрел на карточку с десятью цифрами. Никакая не визитка — просто картонка, причём косо обрезанная. Позвонить прямо сейчас? Не решался, гипнотизировал цифры, пытался придумать начало их разговора. Хотя они столько разговаривали за все эти дни, что впору придумывать тему помолчать.
И сейчас отчёт не клеился. Проклятые цифры сплясывали в ритме вчерашнего модернового танца Жана, не могли выбраться с белой бумажки в песню беспроводной связи. «А ведь у него тоже может быть мой телефон?»
Тук-тук-тук… И то самое молчание с той и другой стороны. Максим не спешил приглашать гостя. Гость вошёл сам. Очень робко. Почти не дыша. Артур. «Зеля», как называли его пацаны во дворе.