— Коська не будет воспитываться пидорами!
— Во-первых, никто никуда ещё не уехал. Во-вторых, мальчик будет воспитываться отцом, который, кстати, единственный из вас честный человек.
— Он погубил Лизку!
— Она сама себя погубила! Она прекрасно знала о его… м-м-м… особенностях. Я, конечно, видел, что девушка облизывается, но не до такой же степени! Это надо быть идиоткой, чтобы выйти замуж за гея и ждать любви. Я его обидел, и он искал укрытия. Она его предоставила! Заметь, по собственному желанию! А потом: кто слабее, тот и в наркологии! И потом, ты что? Надеешься, что они вновь сойдутся? Ни ей, ни ему это не показано.
— Не тебе решать! Пока тебя не было, всё было нормально!
— Что было нормально? — теперь наступал Покатов. — Она в наркологии, он несчастлив и подконтролен? Это нормально?
— Я не отпущу его! — упрямо крикнул Ким. — И Коську не отпущу!
— И как ты это сделаешь? — вдруг присоединился третий голос от двери. Юнусов и Покатов развернулись и натолкнулись на тот самый, слишком зелёный для правды, взгляд.
_________________________
*фраза из кинофильма «Москва слезам не верит» (1979, реж. В. Меньшов).
**командор — дон Карлос, герой «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина, убитый доном Жуаном и пришедший за возмездием с того света.
========== Явление VIII ==========
— Зачем ты пришёл? — выпалил Юнусов.
— Непонятно, зачем пришёл ты? — ответил Сева. — Судьбу мою решать? Мою и Коськи? Так мы как-нибудь сами.
— Да вы уже нарешали! Я не допущу, чтобы Костик воспитывался голубыми!
— Сначала ты никак не мог допустить, чтобы ребёнок воспитывался алкоголичкой. Верная тактика, но Костя — мой сын и Лизин, мы и будем воспитывать. А ты свои проблемы решай другим способом. А он, — Перцев кивнул в сторону Покатова, — вообще тут ни при чём.
— При чём! Он приехал за тобой, это и ежу понятно.
— Не нужно изображать праведный гнев, ты же только и ждёшь, что повод от меня.
— Какой повод? Что ты несёшь?
— Повод, чтобы, как ты говоришь, я вернулся к своей «пидорской жизни». Лилечка мне проболталась, что год назад ты отправил бумагу с моим назначением не в кадровый отдел, а в ревизионный — якобы по ошибке. И на почту пришёл запрос от ревизора Покатова на меня, Лилечка тогда общалась с Максом. Правда, она ничего не заподозрила. Покатов написал, что исправит ошибку и передаст приказ и личное дело кадровикам. Ты ждал, что Макс приедет. А когда это произошло, ты только и делал, что разжигал его решимость, хотя я просил тебя… И прошу сейчас: дай нам поговорить, уходи.
— Тогда была действительно ошибка! — вдруг прохрипел Юнусов. — И если ты сейчас останешься с ним тут «беседовать». — Выразительная пауза. — То я сегодня же начну собирать документы на опеку Кости.
— Собирай, — спокойно вмешался Покатов. — Только не забудь, что на любую силу есть противосила. Я привезу из столицы Войцеховского, тебе ведь говорит что-то это имя? Полагаю, тебе, юрисконсульту, вряд ли справиться с именитым адвокатом по семейным делам.
— Пф-ф-ф… откуда ты знаешь Войце…
— Живём на одном этаже, я за собакой его слежу, когда он улетает.
— Ким, уйди, — уже тихо проговорил Перцев. — Антон Антонович тебя потерял, как, впрочем, всех нас…
Юнусов сузил глаза, раздул ноздри, дёрнул губой и вылетел из номера, бахнув дверью что есть силы.
— Так, теперь рассказывай! Что с Лизеттой? Она никогда не была склонна к этому! Что за проблемы у Юнусова? Зачем ему повод? Нет. Стоп! Это потом! — Макс выдал целую очередь вопросов, но, как бы спохватившись, резко приблизился к Севе. Обнял. Поцеловал. Наконец-то тот запах и те ощущения, за которыми он ехал. Наконец-то безнаказанные прикосновения к его коже, тёплое, упругое тело под одеждой, манера прихватывать зубами нижнюю губу во время поцелуя, дрожание ресниц, помалу выплёскивающих зелень глаз, медленное покачивание бёдрами, будто какой-то тягучий танец… Долгожданный контакт затянулся и готов был перерасти в танцы более энергичные. Но Перцев всё-таки оттолкнул Макса:
— Мы же хотели говорить… Хотя я очень скучал, зачем врать.
— И я скучал. Рассказывай, что у вас там с Лизаветой.
— У нас сын.
— С браком этим дурацким что?
— Сначала было почти нормально. Я старался, она вдвойне старалась. Казалось, что мы оба получили, что хотели…
— Она — тебя, ты — не меня…
— Да. Только я привык, что ты постоянно треплешься, шумишь, вещи раскидываешь, готовить не умеешь. А тут: стерильность, тарелки в шкафу «по росту» и цвету выстроены, на обед первое-второе-десерт, а трусы-майки в такие вот трубочки свёрнуты. — Сева изобразил пальцами колечко, пододвинул ноут с опасными ревизорскими материалами и уселся на журнальный столик. — Порядок и тишина. Два молчуна нашли друг друга.
— Ну, у неё-то дыхание при виде тебя перехватывало, вот и молчала… — съязвил Макс. И сел рядом.
— Нет, не из-за любви, просто она такая. Хотя, конечно, я знал, что она меня любит, думал, что и я смогу со временем.
— Это ж глупо! Со временем только вино становится лучше, остальное гниёт и плесневеет. На что ты рассчитывал? Что однажды проснулся и забыл меня? Я, милый, злостный паразит, меня только с кровью вырезать можно. А в постели-то как?
— Никак. Тебе ни к чему знать.
— Но раз мелкий перчик образовался — значит, всё таки как-то?
— Отвянь, — Сева пихнул локтем в бок любопытному. — Когда Костя родился, стало хуже. Лиза стала не просто молчать, а специально не разговаривать, постоянно была недовольна, иногда уходила на целый вечер…
— Неужто кормящая мать начала гулять?
— Гулять в прямом смысле слова — она просто ходила по городу, одна.
— Пока она была беременная, ты кружил вокруг неё, создавал иллюзию влюблённости, а теперь малыш — вся твоя любовь ему…
— Возможно. Но, ты не думай, Лиза хорошая мать была… Пока не начала выпивать.
— Так она поэтому в наркологии?
— Не только поэтому. Не такая уж она запойная алкоголичка, чтобы лечиться… Хотя виновата, конечно. И я виноват.
— В чём виноват?
— Не от хорошей же жизни она пила. Причём днём, когда я на работе. А три месяца назад она попала в аварию, была подшофе. — У Севы вдруг задёргался глаз, Макс положил руку на его шею. — Авария не страшная, она въехала в столб, но в машине был Костик, в кресле, но не пристёгнут. Она его из садика забрала, домой ехали… Костя руку сломал, напугался очень…
— Бля…
— Права отобрали, штраф, ну и вот — принудительное лечение.
— Впервые такое слышу, чтобы за это в наркологии лечили принудительно! Это ж только суд может решить! Да и медицинские показания задолбаешься собирать!
— Нет, это не судебное решение. Ей пригрозили менты: либо лечение, либо лишение родительских прав.
— Надо же, какие менты…
— Однокурсники Юнусова.
— Так это он постарался? Зачем?
— А это уже другая история… Шурин мой драгоценный женат на мадам Рынок. Нет, она неплохая: щедрая, громкая, яркая, роскошная женщина, старше его на девять лет. Они уже давно в браке. Ему тридцать три, ей считай сколько, а детей нет. Не знаю почему. Но насколько я знаю, у Кима и побочных, нагулянных детей нет, а ведь он ходок.
— Как это мадам Рынок терпит его ходки?
— У них особые отношения какие-то, не моё дело. Но Наталье, конечно, ребёнка хочется, и желательно своего, а не чужого.
— Ух ты! Я, кажется, начал вникать! Рождается ваш Костик: вот ведь несправедливость! У непутёвой сестры и её мужа-пидораса есть ребёнок, а у такой благополучной пары нет! Нужно забрать ребёнка: если мать лечилась в наркологии, то это повод, если приедет бывший любовник мужа-дурака, и это повод! Не они ли спаивали Лизку?