Ким специальным скотчем налепил прямоугольники двух цветов на шапки игроков, на ворота с детской стороны поставили не плавающего Перцева, в глубоководье — Рябцуна. В команде Юнусова на одного человека меньше, ибо юрист-ватерполист за двоих считался. И под радостный свисток «тю-тюлешки» игра началась. Сначала все двигались как маринованные, но потом вроде разозлились: заматерились молодецки, замолотили водицу в пену, Гузеля даже Юнусова обвёл, а Сабельников чуть плавки не потерял в потасовке. Антон Антонович, непонятно за кого болея, азартно вскрикивал, подскакивая на пятой точке:
— Гаси! Давай! Мочи! Шайбу-шайбу! Эх, кто так бросает? Мазилы криворукие!
Кульминация свершилась стремительно. Юнусов, защищая ворота беспомощного Перцева, перехватил высокий вражеский мяч, выпрыгнул из воды и перевёл его в другую сторону бассейна сильной рукой. Совсем в другую сторону бассейна. И было заметно, что это не оплошность, что выцеливал, что он мастер смертельных бросков. В общем, мяч попал в лоб Покатову.
Максим бахнулся назад со скамейки, как жестяная уточка в парковом тире. И видны остались только ноги в пижонских остроносых ботинках. Немая сцена: даже вода перестала плескаться, загустела как-то… Антон Антонович ошалело смотрел вниз под скамью так, как будто там мозговая каша. У его дебелого зятя выпал свисток. Юнусов так и застыл с поднятой рукой и со светлой надеждой в глазах.
— Доигрались, блядь… — печально констатировал Григоренко. — И чо? Жив?
Антон Антонович обмяк и схватился за сердце. Это был знак — всем плыть, бежать, спасать. Кого-нибудь из двоих.
Директору хватило и стакана воды с корвалолом. А вот ревизора пришлось нести в медпункт, Гузеля и Юнусов справились профессионально. Донесли до медсестры за пару прыжков, ни разу не упав. Медсестра растерялась, глазами захлопала, чуть сама в обморок не упала… Но здесь же Сабельников, эпицентр сегодняшней проверки и инженер по ТБ, между прочим.
— Кладите горизонтально на кушетку, не нужно никаких подушек! Ноги согните ему в коленях! Галстук ослабьте! Где нашатырь тут у вас? Где нашатырь? Да не ей — мне давайте нашатырь! Все отошли! — Короче, Сабельников показал мастер-класс по спасению неутопающих. По щекам похлопал, пульс засёк, нашатырём привёл в сознание и даже повернул страдальца на бок — на всякий случай. Куча мужиков в плавках и одна одетая полуобморочная женщина внимательно наблюдали за воскрешением Покатова. Тот застонал и слабо спросил:
— Что это было?
— Это я виноват, — отважно признался Ким, — я не в вас целился.
— А в кого? — хрипло спросил подоспевший только что Антон Антонович.
— Так! Выходим все! — скомандовал Сабельников, дослужившийся этим случаем с Витюши до Виктора.
Все послушались, только Юнусов задержался. Он быстро подошёл к кушетке, склонился над Максимом низко-низко. Чтобы извиниться? Нет.
— Послушай, зачем ты приехал? Проверял бы Тюмень, как обычно. Тебя здесь не ждут. Ты ничего не исправишь. Ты всё только портишь. И я в тебя целился! — прошипел он почти в ухо своей жертвы так, что осоловевшая медсестра и застывший на пороге Сабельников услышали только странный ответ:
— Сладкий…
— Повредился-таки… — горестно вздохнула медсестра.
***
— Сможешь ли ты завтра выйти?
— Выйду с обеда, отлежусь утром. Да и ничего серьёзного.
— Он специально в тебя целился?
— Конечно. Он даже это сказал.
— Что ещё он сказал? — Агата заваривала какой-то целебный чай. Не облепиховый.
— Что я всё порчу. И он прав.
— Ой ли? Какая самокритичность в тебе от удара образовалась! На-ка выпей — может, рассосётся? — Она подала Покатову кружку с ароматным напитком.
— Я сам тогда всё испортил. Вёл себя как дурак, тогда я был в образе такого молодого мудака байронического образа, дрыгающегося под рейв. А ему хотелось романтики, уюта, непубличности. Я ему всегда твердил, что никого не держу, что свобода — это главное. Ну, вот я и свободен от него…
— Ты им не дорожил.
— Мне казалось, что дорожить должны мной. Такой вот я распрекрасный, соблазнительный и охуенный объект воздыханий. И он однажды ушёл. Сказал, что такая безумная жизнь его не устраивает. И что у него кто-то появился. Я в ответ исполнился презрительности и просто отпустил, считая, что он прибежит уже через неделю.
— Не прибежал.
— Ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Более того, я узнал, к кому он ушёл! К своей однокурснице Лизке, которая всё о нас знала, стерва… Через год они поженились.
— Но ты же знаешь, что они не стали счастливы.
— Тогда несчастлив был я.
— И он, и она тоже. Раз уж ты привык всё портить, то учись всё исправлять.
========== Явление IV ==========
В начале пятницы — срочная летучка. Не летучка даже, а военный совет. Все основные фигуранты и свидетели вчерашней битвы здесь. Первым делом от почётной миссии сопровождать ревизора отстранили Юнусова, его заменила Лилечка, которая всё ещё была на позитиве. Осуждал Кима только Антон Антонович, остальные ещё вчера сердечно пожали руку.
— И что думаете, господа хорошие? Он сейчас совсем излютуется? — вопрошал директор.
— Не больше, чем раньше! — резко ответил Рябцун.
— А что ты ему вчера сказал напоследок? — спросил Сабельников Юнусова.
— Извинился, — буркнул провинившийся юрист.
— Мне кажется, что он простил… Ну, судя по тому, что он ответил…
— А что он ответил?
— М-м-м… — Сабельников покосился на Юнусова.
— Сказал, что «всё нормально», — ответил за него Ким. — И вообще, я думаю, что вчерашнее мероприятие удалось. Виктор себя проявил, программу по профилактике предъявили, ну и сами удовольствие поимели.
— Двойное! — поддержал Рябцун. — Только вот он после обеда явится и тоже поимеет и нас, и удовольствие. Слава богу, что не ко мне!
— А у нас всё в порядке! Ремонтники шухер навели, технологи тоже безупречны, в ОТК всегда было всё отлично, там Антонина Ивановна сама кого хочешь поимеет. Я спокоен! — уверенно разгонял тучи Григоренко.
— А я нет! Пресс невозможно просто спрятать, как левые машины или курилку… — высказался Перцев.
— Может, я его сначала повалидолю у себя — и под конец дня на производство, а там пусть ребята показательную программу на ЧПУ продемонстрируют? Ну, и ещё какое-нибудь мероприятие на худой конец придумать!
— Нет! Мероприятия без меня! Я сыну обещал театр, на ёлку отвести и в кино! — возмутился Перцев.
— О! Так это повод! Ёлка! Это та, на которую Жирихина билеты распространяла? Это же святое! Неужели он не войдёт в положение? — У Антона Антоновича появился нехороший блеск в глазах.
— Сказать ему, что все работники производства должны срочно уходить с детьми на ёлку, как только он до пресса доберётся? — догадался Ландыш.
— А неужели не сработает? — Антон Антонович выгнул лукаво бровь типа «каков я хитрец!». — Даже врать ничего не нужно! Слышишь, Лиля! Это будет твоя роль! Вовремя напомнить Всеволоду Григорьевичу, что у него сегодня праздник.
— Хорошо. — Лилечка записала в блокнотик.
— Стоп! Ну, уйдёт Перцев, ещё пара работников, а мы-то все останемся! — всполошился Григоренко. — Что помешает ему и без начальника производства под чехол пресса залезть?
— Надо всем идти! — гениально ответил Антон Антонович.
— Ёлка-то для детей… — всё испортил бездетный Сабельников.
— Я возьму внука, — озарило директора, — Лиля приведёт свою дочурку для тебя, Витя.
— Я могу привести целых двух племянников, — подсуетился Григоренко. — Для себя и для Мишки…
— Вот вы изобретатели! — ухмыльнулся Юнусов. — Я-то просто не пойду. А Гузеля?