А потом по-настоящему разогреться предложил хозяин дома: открыли бутылки, принесли из дома салаты, лаваш, подоспел и юнусовский плов, все сгрудились на веранде.
— Часто ли вы так собираетесь, Антон Антонович? — вроде как восхищаясь, спросил Покатов.
— Ох, ча-а-асто! Мы же как родные! У нас чудо-коллектив, просто чудо! Мы и день рождения Кима здесь отмечали, и Севин недавно, Сабельников квартиру купил — тоже здесь проставлялся. Юрка печку у меня перекладывал, Гузеля ворота ставил… Все тут по-свойски! — Антон Антонович не заметил, как Покатов улыбнулся при упоминании дней рождений.
— А сегодня-то какой повод?
— А просто так! Вас вот порадуем! Давайте за наших дорогих гостей выпьем! — провозгласил директор, от радушия чуть слёзы из глаз не брызгали.
В общем-то, было видно, что коллектив бывает на директорской даче, что для них это не первый сход, хотя бы в этом нет вранья. Угощение отменное, прибаутки смешные и непроизводственные, атмосфера непринуждённая, хотя и присутствуют два инородных тела.
Уже через час женщины засобирались в прогретую баню, а мужчины вытащили снегоходы. По пустынным дачным дорогам, в окоченевшее от зимы поле, на рыхлое снежное одеяло понеслись два «полариса». Одним правил тю-тюлешка (Ваня на самом деле) — как хозяин сих машин, другим Рябцун — как хозяин транспортного отдела. Первыми на закорках покатили Покатов — как главный объект ублажения — и Юнусов — как герой печи и мангала. В лицо ледяные искры, студёный ветер, ослепительный мёрзлый луч негреющего солнца. Снегоходы выплетали затейливые косы, нарушая невинность снежной равнины, врывались в лесное безмолвие своим упрямым рёвом, подпрыгивали на кочках, заставляя замирать сердца своих седоков. А уж когда вырвались на простор замёрзшей реки, дали волю своим двигателям, хапнули скорости и куража. Тю-тюлешка, конечно, был ас, Рябцун не мог за ним угнаться, не мог повторить все эти кренделя, не получалось вероломно подрезать миролюбивого фаворита снежных гонок. Мишка психовал, матершинно раззадоривал себя, Ким что-то тоже кричал вслед вражескому снегоходу, поднимался с сидения и что-то чапаевское изображал. Доизображался…
Взбираясь на берег со снежной глади реки, Мишкин снегоход накренился и повалился на бок, бесстыдно выставив подошвы лыж и трака, придавив собой двух наездников. Пришлось Максу и Ване возвращаться, тонуть в снегу, вызволяя из холодного плена неудачников. Покатов, конечно, не преминул всласть поиздеваться над лихачеством горе-преследователей. За что был накормлен снегом, естественно, насильно — хотя бы так Юнусов и Рябцун достали заезжего острослова. Вернулись все в снегу, задубевшие, возбуждённые, уставшие. А за ними — и вторая партия желающих покататься: тю-тюлешка повёз Перцева, а Юрик — Сабельникова.
Из бани раздавался зычный голос Анны Андреевны: «Хасбулат удало-о-ой! Бедна са-а-кля твоя…» Дамы не спешили из «рашен СПА» — хозяйка, видимо, осуществляла личный проект смягчения проверяющей стороны во всех смыслах этого слова. Но за Агату Покатов не беспокоился: она баню любила, в отличие от него. Его организм не переносил пекла: картинка плавилась перед глазами и уже на второй заход голова начинала раскалываться от боли. А мужики, собравшиеся у камина с «чашечкой водки» под григоренковские маринованные грибочки, только и говорили о грядущем жаре и вениках. Нахваливали баню и заботливого хозяина заодно. Покатов раздумывал, как бы ему избежать сего «удовольствия».
Это Макс ещё не слышал разговора, что состоялся на кухне, пока он переодевался в сухую тюлешкину одежду после снегоходов.
— Ким, ребята вчера ляпнули чего не стоило: сказали, что у нас есть договор с машзаводом на их брикетировщик, пока якобы идёт процесс переоформления сроков эксплуатации…
— Чо?!
— Покатов сказал, что изучит этот договор…
— Охуеть! Откуда мы его возьмём?
— Н-да… хоть бы какой другой завод назвали… С машиностроительным никаких подвязок нет… только контры.
— Кого за язык-то тянули?
— Ну… неважно. Что делать-то, Ким? Может, сочинить, я Макарова из пивзавода попрошу печать поставить? — жалобно спросил Антон Антонович.
— Охуеть… Какой брикетировщик у пивзавода?
— У меня связи только с институтом, — вздохнул Рябцун, — тоже не подойдёт… Хотя вуз не по пиву, а политех!
— Может, правду сказать? Осточертело уже юлить перед оленем этим!
— Спокойствие! Только спокойствие! — Антон Антонович был не из тех, кто так просто лапки кверху. — У нас есть сегодня и завтра! У нас есть баня и Эрик! Мне кажется, что он на него клюнул.
Рябцун открыл рот и выпучил глаза.
— Что вы имеете в виду? Что вместо проверки Покатов останется кувыркаться с Ландышем в номере? — зло огрызнулся Юнусов.
— Ни хуя се… — обалдел Мишка от воображаемой картинки.
— Тебе, может, и не надо хуя, а ему подавай! — проявил толерантность директор, хотя и неуверенно.
— Не выйдет ничего! Вы не видели Покатова в деле, да и у Ландыша своя проверка. Агату Сергеевну-то кто нейтрализует? Не Вера же Ивановна!
— Юрик! — тут же дал ответ наблюдательный Антон Антонович. — А что? Он парень свободный, сообразительный… Она тоже свободная…
— И сообразительная… Вам бы, Антон Антонович, в брачном агентстве работать… — удивлялся Мишка.
— Или сутенёром, — тихо вставил Ким.
— Нет, ну а что вы предлагаете? — обиженно высказался директор. — Давайте его как-нибудь на даче уморим: «баня, водка, гармонь и лосось…». Чтоб не смог встать в понедельник!
— Эрик сказал, что он баню не переносит, — напомнил Рябцун. — Так что «уморить» в этом отношении звучит слишком по-уголовному. Как бы не переусердствовать…
— Хм… Баня, пожалуй, более верный вариант, нежели Ландыш, — определился Юнусов. — Миш, ты же спец! Надо взгреть Покатова, но осторожно… Не до смерти.
— Действуйте! — благословил Антон Антонович. А раз есть благословение, то Максу уже не избежать пытки баней. И даже когда он заявил почти категорично, что в баню не пойдёт, то организованный хор мужских голосов возмущённо выразил протест. А Витюша Сабельников неожиданно для всех материализовал стакан с шипучей таблеткой:
— Вот, выпейте… Это аспирин. Поверьте, поможет.
— Была не была… — Макс благодарно взглянул на Витюшу. — Надеюсь, вы тоже пойдёте в парилку? Похоже, только вы способны реанимировать меня, если что…
Сабельников даже зарделся от похвалы.
Если бы Покатов мог, он бы оценил здешнюю баню. В притворе просторно: тяжёлый стол с пузатым самоваром, на полу тканые половики, оконце занавешено шторками с красным шитьём, удобные широкие скамьи, старый комод, на котором всякие баночки и бутылочки, оставленные женщинами, на стене оленьи рога, в углу треугольные полки для одежды… Лубочно пахнет смолой и берёзовым дымом. Мужики водрузили на стол водки-пива, каменно-ледяного мраморного сала с чесноком, огурчиков солёных, клюкву мочёную и целую тарелку зелени — запаслись так, как будто до ночи в бане собрались сидеть.
Сначала зашли впятером, как будто и не тесно было совсем, но стоило присоединиться худенькому Сабельникову, как стало ясно — баня имеет-таки ограничение в наполняемости. Ладно хоть Антон Антонович лично не надумал руководить банной операцией.