Много теперь нужно героических деяний, чтобы смыть тот позор, который черною ржавчиной лег на Русское оружие, не захотевшее защищать Родную Мать. И слава тем, кто среди многочисленных предателей горел смелостью и в малых числах встал против сильного ворога.
Только слившись единою волей, – только являя твердую власть, – только заставив немедля умолкнуть тех продажных смутьянов, которые хотят всенародную волю дробить, – только поняв необходимость единого действия против внешних и внутренних врагов, – мы еще сможем избегнуть гибели Свободы и гибели Родины.
Труженики жуткого труда Войны, честные солдаты, не забывшие воинскую честь и долг перед истерзанной Россией, слейтесь грозною силой против угрозы мрака, защитите Родную Мать, и в знойном вихре воинской страды услышьте, как кличут миллионы сердец – «Слава вам! Слава вам! Слава!»
Достоин смерти
Ласточка защищает свое родное гнездо, и малая щебетунья нападает на более сильную неуклюжую ворону, гонит ее своим проворством, потому что ласточка знает, что ворона ей враг.
Если бы ласточка не защищала своего гнезда, она была бы достойна смерти.
Каждая птица защищает свое родное гнездо. Каждый зверь, даже и нехищный, каждое животное, самое смирное, делается смелым, если нападают на его детенышей, разоряют его гнездо.
Если живое существо не защищает свое родное гнездо, оно достойно смерти.
Во сколько же раз более достоин смерти человек, который не хочет защитить родное свое гнездо, родные свои места, предает Родину, предает своей изменой тех, кто, верный долгу не изменяет?
Не может быть двух мнений о том, кто, бросая свой пост, изменяя братьям-бойцам и побратимам-союзникам, без боя, позорно отступает, отказываясь защищать Родину, отказываясь повиноваться Верховной Воле Народа и ее носителям.
Кто не бьется за Родину, тот против Родины, тот с врагом, тот враг.
Кто открывает фронт злому пришествию насильника-врага, топчущего чужие страны, тот достоин смерти.
Трусы, не захотевшие защищать свой Родной Дом, да опомнятся, или же да не найдут себе места в своем Родном Доме. Иначе своим предательством они опозорят всю страну, заразят своим дыханием весь воздух России.
Во имя свободной России, во имя святости Родины, во имя Земли и Воли, во имя человеческого достоинства, во имя честной, а не постыдной жизни, бойцы – к бою, а кто не хочет биться за родину, тот – достоин смерти.
Или – или
Или мы дети, или взрослые – или мы свободные, или рабы. Если мы свободные, мы хотим знать полную правду, – если мы взрослые, мы должны ее знать безотложно.
Тот, кто удерживает часть сведений о совершающемся, не предавая их полностью во всеобщее осведомление, в то время как все затронуты совершающимся, уворовывает часть правды, ибо явно, что одна из сторон, предоставляя лишь себе право давать сведения, этим самым не дает правде предстать во всей полноте.
То, что касается всей России, должна знать вся Россия, и немедленно. Иначе должно признать, что Россия продолжает пребывать в том рабстве, в котором она живет уже столетия. Изменился только лик порабощения, переменились исполнители того постыдного дела, которое называется надеванием узды на свободное слово, наложением ярма на волю народа.
Когда выходили в романовские дни изуродованные нумера газет с белыми полосами, я говорил, что каждое белое пятно в газете есть черное пятно на совести правительства.
Эта мысль не теряет убедительности по отношению к любому правительству, не только романовскому.
Воля народа – не благоусмотрение той или иной группы, того или иного класса. Я, свободный поэт, есть часть воли народа. И как свободный писатель я говорю: «Если свобода слова, свобода печати нарушается в стране хоть на один день, хоть на один час, в этой стране нет свободы слова и нет свободы печати».
Совесть России сейчас не свободна. На ней узда и ярмо.
Если же это не так, пусть все мы знаем полную правду о том, что касается нас всех. Если в этом будут промедления, это будет означать, что или мы на положении детей и рабов, или обвинитель боится, что обвиняемый скажет обвинителю еще более обвиняющее слово.
Или одно, или другое. Чистая совесть требует полной речи двух голосов там, где говорили два голоса.
Народная воля
Когда мы говорим «народ», мы не разумеем под этим словом какой-нибудь отдельный класс, какой-нибудь отдельный разряд общества или народа, мы разумеем весь народ в его целом, как, говоря «лес», мы не забываем сосну и ель, хотя бы лес был смешанный, а не хвойный и почти сплошь состоял из березы и осины.