«В России, – внезапно превращается „блудный сын“ в обвинителя, – …все болезни входят во внутрь, съедают внутренний состав общественного организма. В России главный двигатель – страх, а страх убивает всякую жизнь, всякий ум, всякое благородное движение души… И воровство, и неправда, и притеснения в России живут и растут, как тысячечленный полип, который, как ни руби и ни режь, он никогда не умирает».
После такого «покаяния» Бакунин предлагает Николаю I соответствующее лекарство для уничтожения зла: превратиться в истинно просвещенного монарха, заботливо относящегося ко всем классам населения страны. Более того, он пишет о том, что Николай I легко может стать во главе всего «славянского мира» и повести его к новой жизни. Наивно? Если смотреть с высоты XX в., то конечно. Если же помнить о том, что все это происходило в 1851 г., надо признать: Бакунин воспользовался известным ему опытом поведения российских революционеров перед лицом самодержца.
Декабристы тоже пытались открыть глаза Николаю I на причины отсталости страны, на забитость, нищету крестьянских масс. Они искренне верили, что им удастся убедить императора. Верил ли в это Бакунин? Трудно сказать. Но он явно надеялся, что «Исповедь» побудит власти изменить вид его наказания.
А что же император, его ближайшее окружение? Они хорошо помнили следствие по делу декабристов, и поэтому их не обманули показное смирение и покаянный тон Бакунина. Николай I с самого начала выразил недоверие искренности «Исповеди». А в ответ на предложение узника встать во главе славянского движения император просто фыркнул: «Не сомневаюсь, т.е. я бы стал в голову революции… спасибо!» Наиболее точно выразил отношение «верхов» к покаянию Бакунина граф Чернышев, палач декабристов.
«Чтение, – вспоминал он, – произвело на меня чрезвычайно тягостное впечатление. Я нашел полное сходство между „исповедью“ и показаниями Пестеля…, то же самодовольное перечисление всех воззрений, враждебных всякому общественному порядку, то же тщеславное описание самых преступных и вместе с тем нелепых планов и проектов; но ни тени серьезного возврата к принципам верноподданнического – скажу более, христианина и истинно русского человека».
Таким образом, поединок Бакунина с Николаем I ничего не дал ни той, ни другой стороне. Император не получил новой информации о революционном движении в России и Польше, узник не добился смягчения приговора. Все осталось по-прежнему…
А ведь 1851 г. – только середина жизни Михаила Александровича. Впереди еще 6 лет тюремного заключения, 4 года сибирской ссылки. Потом бегство через Японию и Соединенные Штаты в Лондон к Герцену, создание тайных обществ, жизнь в Англии, Швеции, Италии, Швейцарии. Вступление в I Интернационал и отчаянная борьба с К. Марксом и Ф. Энгельсом, окончившаяся исключением Бакунина из рядов Интернационала. Попытка создать международное общество анархистов, заговоры, интриги, подготовка восстания в Италии, Португалии. Наконец два последних, непривычно спокойных года жизни.
А «Исповедь»? Она лежала в архивах III отделения и хранила слова Бакунина о дерзости и бессмысленности его революционных замыслов и действий. Человек же, написавший их, еще четверть века продолжал борьбу с правительствами и монархами Европы. Он искал и ошибался, впадал в отчаяние и вновь подымал голову, порой сражался с друзьями и не всегда различал истинных врагов.
Что ж:
«В общем это – детство пролетарского движения…»
Несколько позже, в середине 1870-х гг., появляется третье направление народнической идеологии, основные положения которой нашли отражение в теории П.Н. Ткачева. Окончательное оформление она получила в 1875 г., когда Ткачев в Швейцарии стал издателем и редактором журнала «Набат», выпускавшегося кружком русско-польских эмигрантов.
Программа журнала «Набат» достаточно полно освещает взгляды его издателя и редактора.
«Сегодня, – писал Петр Никитич, – наше государство – фикция, предание, не имеющее в народной жизни никаких корней. Оно всем ненавистно, оно во всех, даже в собственных слугах вызывает чувство тупого озлобления и рабского страха, смешанного с лакейским презрением».
Отсюда вытекает следующее: поскольку государство «висит в воздухе», не имеет социальной опоры, то переворот в интересах народа может произвести хорошо организованная группа заговорщиков.